— Да ничего! Нонну назначили руководителем группы…
— Вот как, — сказал Валерий, неприятно удивленный. — Что, не нашли никого другого?
— И она уже поцапалась с Грушиным. Тут всю лабораторию, можно сказать, кинули на помощь одному важному диссертанту, а Нонна отказалась. Ой, что было! Петя рассказывал, Грушин прыгал до потолка, чуть наружу не вылетел. — Аня хихикнула.
— Ясно, — сказал Валерий сухо. — Уж если Петя рассказывал, значит, так оно и было.
— А Петя, между прочим, купил «Запорожец».
— Видишь, сколько новостей. А говоришь — ничего нового.
— Разве это новости? Ничего особенного. Ты что вечером делаешь, Валера? В кино не хочешь сходить?
— А ты поезжай на «Запорожце»…
— Ну-у, Валера, как тебе не сты-ыдно! Вот не ожида-ала!
Столько было в ее голосе ласковой укоризны, что Валерий смягчился. Ему хотелось поскорее увидеть Аню. Ах, хорошо бы рассказать ей все, облегчить душу, свалить тяжкое бремя тайны!.. Нельзя, нельзя. Уж если есть человек, менее всего пригодный для посвящения в тайну, то это, конечно, Аня…
— Извини, — сказал он. — А какое кино?
— В клубе моряков идет «Фальшивая Изабелла». Говорят — ничего.
— «Паршивая Изабелла»? — не расслышал он.
— «Фальшивая»! — Аня засмеялась. — Так пойдем?
«Черт, как быть? — подумал Валерий. — Уйти, оставив Ура дома, опасно: мало ли что может вытворить этот типчик. Пойти вместе с ним? Мешать будет. Хочется с Анькой побыть вдвоем…»
— Алло, ты слышишь? Я уж подумала, что разъединили. Так бери своего иностранца, и пойдем.
— Ладно, — сказал Валерий.
На «Фальшивую Изабеллу» не попали. На фильм про индейцев, сделанный в ГДР, тоже не попали. Всюду были толпы, всюду висели аншлаги.
Ур выглядел несколько растерянным в вечерних скопищах у кинотеатров. Он стоял с Аней у афишной тумбы, с любопытством озираясь. Валерий после очередной неудачной попытки достать билеты выбрался из толпы и подошел к ним.
— Валера, — сказала Аня, хихикая, — Ур такой остроумный! Представь, спрашивает сейчас: «А что такое кино?» С таким серьезным видом спрашивает — ну просто умора!
— Чем смеяться, взяла бы и объяснила, — проворчал Валерий, вызвав новый взрыв смеха.
Аня была очень хороша — загорелая, белокурая, в замшевой курточке и кожаной юбке. Глазки у Ани были слегка подведены зеленым, ресницы подкрашены и вроде бы наставлены, на розовых щечках, когда она смеялась, возникали ямочки. Приятно было смотреть на Аню.
В кинотеатре «Дружба» шла пустяковая комедия.
— По-моему, мы ее видели, — сказал Валерий, — но убей меня бог, если я помню содержание.
— А там и не было содержания, — пропела Аня, взяв Валерия под руку. Двое глупых влюбленных беспрерывно ссорятся на фоне велосипедных гонок. Неужели не помнишь? Ты еще сказал потом, что все- таки надо делать фильмы с расчетом не на ихтиозавра, а хотя бы на среднего интеллигента.
Валерию стало приятно, что Аня запомнила его выражение. Он приободрился. Это ничего, что они не попали в кино. Вот он идет под ручку с Аней, да, да, она избрала его среди многочисленных воздыхателей, и пусть встречные мужчины поглядывают на нее, и пусть толстячок Петенька колесит на своем «Запорожце», — он, Валерий, плевать хотел на «Запорожец».
— Данет, я читал в энциклопедии, что ихтиозавры жили сто миллионов лет назад, — сказал Ур. — Тогда люди еще не жили. Почему ты говоришь, что фильмы делают для ихтиозавров?
Аня засмеялась.
— Ой, помрешь! Это ж надо уметь — острить с таким серьезным видом! Ур, вы из какой страны приехали?
— Это не имеет значения, — поспешно вмешался Валерий. — Вот автомат. Ур, хочешь водички выпить?
— Хочу, — сказал Ур и вытащил из кармана горсть трехкопеечных монет, которыми его исправно снабжал Валерий.
Он пил стакан за стаканом.
— Знаешь, на кого он похож? — шепнула Аня Валерию. — Ты видел рисунки Эффеля «Сотворение человека»? Вот он похож на эффелевского Адама.
— Не нахожу. Эй, Ур, хватит пить. Лопнешь.
Ур озабоченно пощупал свой живот.
— Нет, не лопну, — сказал он и налил еще стакан.
Он пил, с удивлением глядя на смеющихся Аню и Валерия.
Вскоре они вышли к новому зданию цирка, зазывно сверкающему огнями. И тут им вдруг повезло: в кассе начали распродажу билетов, оставшихся от брони, и Валерий подоспел вовремя.
Ах, цирк! Вы входите в кольцевое фойе и вдыхаете полузабытые горожанами запахи конского пота и навоза, смешанные с запахами опилок, парфюмерии и любительской колбасы из буфета. И неповторимый аромат цирка, и само это фойе, которое своим названием, происшедшим от французского слова «жаровня», напоминает о тех временах, когда озябшие зрители в антрактах грели руки над горящими углями в специальной комнатке, — все это наводит вас на мысль о древности и вечности искусства.
Вы покупаете программу с удивительной, по-цирковому яркой обложкой и вчитываетесь в звонкий набор старых терминов — эквилибр-баланс, антиподисты, иллюзионисты, волтижеры… А потом грянет бурный марш, волшебно вспыхнут в вышине софиты, и возникнет на арене монументальная фигура шпрехшталмейстера (переименованного ныне, увы, в «инспектора манежа»). Он подносит к строгим устам микрофон, и в цирке воцаряется тишина…
Если вы по натуре скептик и все знаете наперед, то лучше не ходите в цирк: он покажется вам примитивным. Чтобы получить от цирка удовольствие, надо полностью ему отдаться. И тогда вы насладитесь его яркой грубоватой зрелищностью и получите кучу положительных эмоций, без которых, как утверждает медицина, нечего и думать о мало-мальски приличном здоровье.
Ах, это было великолепно!
Ур смотрел на арену с жадным любопытством. Он громко охал и замирал от ужаса, когда там, под куполом, прекрасное человеческое тело в сверкающем блестками костюме как бы кидалось в пропасть. И он восторженно вскрикивал, когда руки артистки в точном соответствии с законами динамики и кинематики уверенно встречали пущенную рукой партнера перекладину встречной трапеции. Он подбадривал джигитов такими неистовыми криками, что шарахались кони, а зрители вскакивали с мест, чтобы посмотреть на него. В паузах, когда два коверных принимались устраивать друг другу традиционные пакости и клоун, получив пинок, пролетал едва ли не через весь манеж, Ур хохотал, подпрыгивая на сиденье, и в его смехе сквозила жестокая насмешка над потерпевшим — так, вероятно, хохотали в своих роскошных цирках древние римляне, когда звери терзали первых христиан.
Валерий тоже наслаждался зрелищем, но, будучи человеком современным, не позволял себе, конечно, столь бурно проявлять эмоции. Он с интересом поглядывал на Ура. Было нечто первобытное в горбоносом профиле пришельца, в его толстых губах, то раздираемых воплем восторга, то приоткрытых стоном страха. «Да какой он, к черту, пришелец? — думал Валерий. — Такая непосредственность и эмоциональность пристали скорее любителю петушиных боев из развивающейся страны, чем водителю необыкновенного, поражающего воображение корабля». Земной, земной человек сидел рядом с Валерием и оглушительно бил в ладоши. Такой же земной, как его родители, кинувшиеся обнимать овец…
Группа лилипутов показывала иллюзионный аттракцион. Над холодильником «Орск» жарили яичницу, плыл по цирку аппетитный запах, свидетельствующий о том, что обмана нет. Ур опять колотил в ладоши, радовался, как ребенок.
— Знаешь, как это делается? — сказал ему Валерий. — Под крышкой холодильника — петля индуктора тэвэче, и сковорода нагревается в поле высокой частоты. Слышишь, Ур?
— Данет, я слышу.
И он продолжал восторженно хлопать. Валерий презрительно скривил губы. Нет, все-таки он дикарь.
