штыки. Джуди должна войти не во враждебный стан, а в дом, полный мира и покоя. Вот почему ему, Фрезеру, приходится терпеть капризы дочери и делать все, чтобы умилостивить ее. Вот и пластмассовую яхту — последний крик моды — он ей купил, не постоял перед расходами, твердой рукой выписал чек. Уже несколько недель Энн приставала к нему с этой яхтой, и вот вчера яхту доставили. И что же? Девочка даже не вышла из комнаты, чтобы взглянуть на свою вожделенную яхту. Сидит у себя взаперти, никого не желает видеть — подавай ей этого темного молодчика, Ура… А у того, конечно, на уме только его, Фрезера, денежки…
Ах, будь оно все проклято!
Старый Боб принес утренние газеты, поставил перед Фрезером на столик бутылку «Джонни Уокера», стакан и сифон с содовой. Фрезер развернул газету — европейское издание «Нью-Йорк таймс». Так и ударил в глаза крупный заголовок:
«Вот и хорошо, — подумал Фрезер. — Может, он уже на полпути к Юпитеру, — во всяком случае, на таком расстоянии от Санта-Моники, которого хватит для того, чтобы Энн образумилась».
Ну, что там дальше? «…Около девяти часов вечера комиссар Прувэ вывез человека, называющего себя Уром, из тюрьмы в своем автомобиле. До полуночи они не вернулись. Предполагают, что совершен побег, хотя не ясна роль Прувэ…»
«Чего там не ясна! — подумал Фрезер. — Два мошенника снюхались друг с другом, только и всего».
— Боб! — позвал он. — Разбудите мисс Энн, — сказал ему Фрезер в подставленное ухо. — Скажите, что есть для нее важное сообщение.
Боб с сомнением покачал седой головой.
В молодости Боб Мэрдок был известным гонщиком, пловцом, яхтсменом. Спорт приносил ему хороший заработок. С годами, однако, Боб оказался на мели. Имя его забылось, деньги растаяли, никому не был нужен отставной спортсмен. Тогда-то его, едва ли не подыхающего с голоду, и подобрал Эзра Фрезер. Как- никак Боб Мэрдок был тоже родом из Валентайна, и было время, когда Фрезер, увлекавшийся автогонками, крупно ставил на него и выигрывал. С тех пор, лет пятнадцать, а то и больше, Боб служил семье Фрезера преданно и молчаливо.
— Идите, Боб, идите и постучитесь к ней, — нетерпеливо сказал Фрезер. — Что вы там увидели?
Он обернулся, посмотрел в сад по направлению взгляда старого слуги и обомлел. В дверях беседки стоял человек с копной всклокоченных черных волос, в майке и джинсах.
Накануне вечером был очередной допрос. На этот раз Прувэ счел, что Ур оправился настолько, что может передвигаться самостоятельно, и велел привести его к себе в кабинет.
— Выглядите вы сегодня лучше, — прищурился Прувэ на подследственного. — Садитесь. Налить содовой?
Ур не отказался, выпил стакан. Подбитый глаз сегодня болел меньше и даже немного раскрылся, отпущенный опухолью.
— Жалобы на питание есть?.. Нет? — деловито осведомился Прувэ. Тогда начнем. Должен вас проинформировать, мосье, что все ваши соратники, за исключением нескольких зачинщиков, выпущены. Я имею в виду студентов, участвовавших…
— Я понял. Рад за них.
— Мы не задерживали бы вас дольше, чем студентов, если бы не необходимость выяснить вашу личность.
— Необходимость? — усмехнулся Ур.
— Да. Если хотите — служебный долг. — Прувэ, покрутив головой, распустил немного свой щеголеватый галстук. — Я уже говорил, что интерес к вашей личности большой. Газеты — ладно, им бы только пошуметь. Но вот обрывает у меня телефон доктор Русто. Завтра приедут из Парижа ученые, целая группа, — они жаждут познакомиться с вами. И потом этот Себастиан… — Прувэ опять хитро прищурился. — Приятно встретить тут старого знакомого, не так ли?
Он вел допрос со вкусом. В кои-то веки в сонном Одероне, ничем, кроме старинного дворца и университета, не примечательном, произошло нечто из ряда вон выходящее. Это ничего, что парень упирается. Было бы даже жаль, если бы он сразу «раскололся». Кем бы он ни был — пришельцем или разведчиком, — он вытащит имя Прувэ из провинциальной безвестности…
— Итак, мосье, повторяю все те же вопросы: кто вы и откуда? С какой целью прибыли в Санта- Монику?
— Запишите, — сказал Ур, помолчав немного, и Прувэ с готовностью схватил ручку. — Пишите: я прибыл для того, чтобы попить оранжад.
— Изволите шутить? — Прувэ бросил ручку.
— Я не шучу. Если бы я захотел шутить, Прувэ, разговор у нас был бы совсем другой. Я хочу оранжад.
— Мало ли чего вы хотите… — Комиссар посмотрел на Ура, и ему стало не по себе. Жесткий взгляд, каменное лицо… Прувэ хлебнул из стакана неразбавленного виски. — Содовой налить вам еще? — спросил он.
— Нет. Только оранжаду. Немедленно.
— Где я вам возьму оранжад? Здесь не бар…
— Так вы отказываете мне?
Еще жестче стал взгляд Ура. Прувэ вытер лоб платком и растерянно улыбнулся. Внутри у него что-то мелко тряслось.
— Я… не отказываю вам, мосье… Просто хочу сказать…
— Ну, тогда поехали. — Ур поднялся.
— Куда? — еле слышно спросил Прувэ.
— Пить оранжад. На худой конец, если поблизости его не окажется, согласен на ситронад. Это почти одно и то же, только вместо апельсинового сока — лимонный. Вы меня поняли? Лимонный сок с двууглекислой содой. Повторите.
— С содой… — покорно повторил Прувэ.
— Не забудьте — с двууглекислой. Это очень важно. Это самое главное. Основа основ! Альфа и омега — оранжад и ситронад. Начало и конец. Поняли?
Прувэ кивнул.
— Так идемте же. Где ваш автомобиль?
Они вышли из кабинета, и пожилой надзиратель, стоявший у двери, проводил их недоуменным взглядом. Прошли мимо раскрытой двери дежурной комнаты. Из-за стойки, опрокинув настольный вентилятор, выскочил сержант в расстегнутом мундире, крикнул что-то, но Прувэ только махнул ему рукой.
Во дворе они сели в серый «ситроен», и Прувэ подкатил к воротам. Полицейский, отдав честь комиссару, наклонился посмотреть на человека в майке, сидящего на заднем сиденье.
— Отпирай поскорее! — крикнул Прувэ. — Мы едем пить оранжад.
— Слушаюсь, — пробормотал сбитый с толку полицейский.
Машина выехала на улицу с освещенными витринами и редкими прохожими. Было около девяти вечера.
— В Санта-Монику, — сказал Ур. — Там самый лучший оранжад.
— Самый лучший оранжад, — понимающе кивнул Прувэ.
Спустя час, когда замелькали среди темных садов фонари Санта-Моники, Ур велел остановиться.
— Вы привезли меня не туда, куда я просил, — сказал он, в упор глядя на Прувэ при слабом свете приборной доски. — Это не Санта-Моника. Это Экс-ле-Бен. Вы поняли?
— Экс-ле-Бен, — повторил Прувэ, отводя взгляд в сторону.
— Я пойду поищу, где тут есть оранжад. А вы поезжайте в Аннеси, поищите там. Поняли?
— В Аннеси…
