Дикие Сердца в Атлантиде

— Не так много, как ты думаешь. Когда ты связан суровой обязанностью и миссией, то теряешь вкус к пустым времяпровождениям.

Она попыталась отодвинуться от него, но его рука вокруг нее напряглась.

— Разве я для тебя только лишь пустое времяпровождение? — она поморщилась от нотки неуверенности в своем голосе, даже когда услышала, как произносит эти слова, поэтому попыталась превратить всё в шутку. — Ну, тогда я просто ужасное времяпровождение, верно?

Он резко сел, притягивая так, чтобы она села рядом с ним.

— Если ты так думаешь, то сильно ошибаешься, — просто сказал он. — Больше не будет других, mi amara, для нас обоих. Прошу, больше не говори об этом.

Она моргнула.

— Ладно, я такого не ожидала. После тех храбрых слов у Итана, теперь ты предлагаешь мне отдать тебе свою независимость? И что значит mi amara?

— Когда ты признаешь меня своей, то отдашь не свою независимость, а избавишься от одиночества, я так полагаю, — сказал он, обернув ее одеялом, когда она задрожала от холодных потоков воздуха кондиционера, обдувающего ее обнаженную кожу. Он переплел свои пальцы с ее пальцами, и она посмотрела на их руки, удивившись, что могла чувствовать себя совершенно в безопасности и такой обласканной в объятиях человека, которого едва знала.

И все же… каким-то образом возник момент понимания. Тот момент, когда ее душа, казалось, улетела из ее тела и оплелась вокруг сердца Бастиена, так же, как спелись сейчас их пальцы. Она знала его на более глубоком уровне, чем знала любое другое живое существо: знала о боли, которую он испытал, о битвах, в которых участвовал, и о темных делах, которые он вынужден был совершить ради человечества.

Он полагал, что проклят из-за этого. Приговорен к девяти кругам ада, что бы это ни значило. Увидев его отчаяние, она могла об этом догадаться.

Сама мысль об этом ее испугала. Но прежде, чем она смогла найти слова, чтобы сказать ему, почему так думать нехорошо и просто неправильно во всех смыслах, он заговорил первым.

— Я не подхожу для тебя, — его темные глаза наполнились такой болью, что раздалась в ее сознании при звуке его слов. — Я столько всего сделал, был причиной стольких смертей и разрушений во имя своей миссии, — во имя моего Бога, — что я не смогу никогда возместить.

Она прислонилась к нему, привлеченная отчаянием в его тоне, готовая предложить ему покой вместо отказа. Ее сердце бунтовало при мысли о том, чтобы отвернуться от него.

— То, что ты сделал, ты совершил во имя своего обязательства защищать, не так ли?

Он кивнул, поймал ее руку своей и поцеловал пальцы.

— Да, но все атлантийцы имеют право выбора, mi amara. Я по своему выбору служу воином Посейдона. Бог морей поставил свой знак на каждом из нас во время церемонии посвящения, — ответил он, касаясь рукой странного символа сверху на правой стороне его груди.

Она провела пальцами по его очертаниям.

— Что это значит?

— Этот знак служит доказательством моей клятвы защищать человечество. Круг представляет всех людей на земле. Внутри него лежит пирамида знания, дошедшая до нас от древних. А очертания трезубца Посейдона делит их обоих напополам.

Он криво улыбнулся.

— Даже тот, чье достоинство состоит только в физической силе, может получить возможность хорошо послужить Посейдону.

— Зачем ты это делаешь? Почему недооцениваешь свой ум? — поинтересовалась она, нахмурившись. — Ты обладаешь не только силой. Как-то я оказалась внутри тебя и увидела глубокий ум, в котором ты даже самому себе не признаешься. Ты планируешь, спрашиваешь и создаешь стратегию с лучшими из них, не так ли?

— Но…

Она оборвала его, мудро кивнула.

— Ой, твой принц глуп, не так ли?

— Что? Принц Конлан блестящий правитель. Его…

— Неужели? — сказала она, подняв голову. — И поэтому Блестящий принц выбрал послом тебя, угу? Значит, он должен был знать, что делал.

Он нежно заткнул прядку волос за ушко.

— Ты также очень умная, не так ли? И так пылко защищаешь такого недостойного, как я. Если бы ты уже не завладела моим сердцем, ты бы только что получила его.

Она трепетала, не в состоянии вздохнуть.

— Твое сердце?

— Со дня моей клятвы и до сегодняшней ночи, я никогда не находил причины раздумывать над преданностью своим обязанностям. Но глядя на тебя, держа тебя в своих объятиях…

— А mi amara?

— Означает моя любимая.

При этих словах и выражении его лица, на котором сочеталось выражение собственника с сильным влечением, она испытала жар.

— Тс, — сказала она, посмеиваясь, пытаясь притвориться, что ее вселенная только что не перевернулась вверх тормашками. — Нет необходимости расспрашивать о чем-либо прямо сейчас. Нам не следует раздумывать на пустой желудок над преданностью, верно?

Он моргнул, потом расхохотался. Что-то прикрепленное к ее сердцу освободилось при звуке его свободной радости.

— Ах, да, мой милый котик. Я, в самом деле, голоден. Но займемся мы не едой.

В тот момент, он перевернул ее на спину, и она оказалась под ним, пока он радостно улыбался ей.

— И я в настроении первым делом попробовать этой ночью десерт.

И прошло много, много времени прежде, чем она смогла ясно думать.

Бастиен наблюдал за спящей Кэт и думал, почему Посейдон благословил его подобной женщиной. Он не заслужил ее.

Да, но Боги не всегда дают людям то, что они заслуживают. Это природа их капризной натуры. И вероятно она не для меня.

Всё в нем взбунтовалось при этой мысли. Вероятно, она не была создана для него, но это не значило, что он когда-нибудь сдастся. Если принц Конлан мог прервать традицию длиной в одиннадцать тысяч лет и жениться на человеке, явно он, ни единой клеточкой не являющийся королевской особой, мог также сделать свой собственный выбор?

Если она меня примет, я буду принадлежать ей.

Глядя на нее, он испытал чувство, которое заставило его высказать то, что было в его сердце. В его душе. Слова, который он произнес на своем родном языке, старинном атлантийском, только подчеркивали его клятву.

— Я предлагаю свой меч, свое сердце и свою жизнь, чтобы защитить твою. С настоящего момента и до того, как последняя капля океана исчезнет с земли.

Ты моя душа.

Она заволновалась во сне, но не проснулась. Просто произнеся эти слова, он освободил что-то в своем сердце, и снова возбудилось его тело. Он наклонился над ней, испытывая потребность снова разбудить ее и соединиться с ней, но решил позволить ей отдохнуть. Поставить ее нужды над своими собственными.

О, Боже. В следующий раз я буду выносить мусор и выбирать занавески.

Улыбнувшись, почти не переживая при этой мысли, он подумал о чем-то почти таком же важном, как любовь и еда.