«Стремени» оказалась литературовед И.Н.Медведева-Томашевская.
Не меньшей сенсацией явилась книга Р.А.Медведева «Кто написал «Тихий Дон»?», вышедшая в 1975г. за границей на французском, а несколько позже в расширенном варианте — на английском языке. Попавшая в резонанс со «Стременем», она усилила критическую «антишолоховскую» волну, добавив в дискуссию новые аргументы и факты.
«Стремя 'Тихого Дона'» — первая научная постановка вопроса
Наиболее простым путем, непосредственно ведущим к разгадке вопроса авторства «Тихого Дона», видится обращение к архивам, поиск сведений и свидетельств современников. В советском обществе каждый более или менее заметный человек, а известный писатель с мировым именем — во всяком случае, находился под неусыпным и постоянным наблюдением. Поэтому исчерпывающая информация может находиться в архивах соответствующих органов, например, в архивах ЦК КПСС. Естественно, что и четверть века, и даже пять лет назад у исследователей не только не было возможности обратиться в архивы за нужной информацией, но сама попытка, простой интерес к проблеме авторства грозил человеку серьезными последствиями.
Оставался другой путь — привлечь в свидетели «Тихий Дон». Требовалось взять опубликованный Шолоховым текст и, подвергнув его всестороннему анализу, в нем самом найти аргументы против авторства Шолохова или за него. Именно по этому пути, как оказалось, весьма продуктивному, направила свои усилия автор «Стремени». И.Н.Медведевой-Томашевской было проведено скрупулезное литературоведческое исследование текста в разных его редакциях, анализ структуры, идейной и поэтической направленности романа.
В основу своего метода она положила некий эталон поэтики автора: это «поэтическая интерпретация фольклорной темы, определившей самое «сцепление мыслей» (Толстой), т.е. поэтический замысел-образ и героев произведения». Данный метод позволил исследователю обнаружить наличие в тексте «Тихого Дона» «двух совершенно различных, но сосуществующих авторских начал» и объяснить последним причины неоднородностей и взаимоисключающих тенденций в тексте. «Если говорить о духовной сути эпопеи, — пишет автор «Стремени», — то здесь наличие несколько расплывчатого, но высокого гуманизма и народолюбия, которые характерны для русской интеллигенции и русской литературы 1890-1910 годов».[3]
Работа же «соавтора» разительно отличается от «авторского» текста. «Для сочиненного «соавтором» прежде всего характерна полная независимость от авторского поэтического замысла-образа... Здесь нет поэтики, а есть лишь отправная голая политическая формула... Эта формула... прямо противоположна мыслям автора-создателя».[4]
Таким образом, филологический подход к исследованию текста романа вычленил два совершенно различных «языковых» начала:
— язык автора, органично соединяющий народный донской диалект с интеллектуальной речью писателя, и
— язык «соавтора», который «отличается бедностью и даже беспомощностью, отсутствием профессиональных беглости и грамотности»; в отдельных случаях «соавтор», пытающийся стилизоваться под автора, еще более выдает себя и особенности своего времени (речения, «характерные для быта и газетной литературы 20-30-х годов)».[5]
Эталоном для отслойки одного от другого автор «Стремени» избрала первые две книги романа, которые, по ее мнению, принадлежат перу автора-создателя романа. Анализируя психологическую, идейную, философскую, поэтическую направленность сюжетных линий, отдельных образов, эпизодов, И.Н.Медведева-Томашевская вычленила искусственные, привнесенные в органичный художественный текст «вставки» соавтора и попыталась доказать их невозможность и несовместимость.
По ее мнению, «деятельность «соавтора» заключалась в следующем:
а) в редактировании (идейном) авторского текста с изъятием глав, страниц, отдельных строк, не соответствующих идейной установке «соавтора»;
б) во вклинивании в текст ряда глав собственного («соавторского») сочинения, составившего в романе особую идеологическую зону;
в) в компиляции глав и фрагментов авторского текста путем скрепления их текстом соавторского сочинения;
г) в использовании в соавторском тексте материалов автора».[6]
Научный подход к изучению текста романа, профессиональный уровень решения «языковой» проблемы текста и выдвижение самостоятельной гипотетической концепции стали пробным камнем для дальнейшего исследования загадок «Тихого Дона».
Однако слабые стороны как самого выбранного И.Н.Медведевой-Томашевской метода, так и полученные результаты требуют особого рассмотрения и обсуждения, ибо ограничения избранного ею метода не позволяют однозначно и окончательно решить поставленную задачу, а многочисленные неточности создают основу для «опровержений» и неприятия концепции в целом.
Научный метод, развитый в «Стремени», позволил решить языковую проблему авторства «Тихого Дона». Анализу были подвергнуты лежащие на поверхности различия языка и стиля, психологических образов персонажей. Выбранный исследователем «эталон поэтики» как способ выявления языковых различий дал положительные результаты и убедительные, аргументированные выводы. «Стремя» стало первым действительно научным филологическим исследованием проблемы авторства «Тихого Дона». А на его основе сделана попытка с помощью цельной концепции объяснить имеющиеся в романе загадки.
Мы не можем в полной мере оценить вклад Медведевой-Томашевской в разрешение вопроса авторства «Тихого Дона», ибо начатое и фрагментарно опубликованное исследование осталось незавершенным: смерть прервала работу; незаконченными оказались заключительные обобщающие главы «Стремени», обширная информация в черновиках не получила освещения и обобщения. Уже один этот факт создал атмосферу «уязвимости» «Стремени». Однако существуют и другие основания для критики как отдельных положений этой работы, так и всей концепции в целом. Остановимся кратко на слабых сторонах книги.
При всех достоинствах и новаторстве метода, применение «эталона поэтики» к таким характеристикам, как психологическая и идейная направленность текста, показало сильную зависимость конечных выводов от субъективных оценок исследователя.
Таким образом стало очевидно, что необходимы строго объективные критерии изучения текста «Тихого Дона», на основании которых можно выяснить происхождение текста, его структуру, точное выделение границ отдельных частей и т.д.
Субъективность оценок исследователя и ненадежность выводов становятся заметными и еще по одной причине. Между ушедшей, описываемой в романе Россией и Россией современной пропастью легла революционная эпоха, спутав и переменив привычные представления. Способность исследователя в полной мере, точно воссоздать основные исторические вехи, дух и уклад старой жизни должны входить в исследование «Тихого Дона» неотъемлемым элементом. Приведем лишь один пример того, как может повлиять на конечный результат неточность представлений исследователя.
Нецензурную брань простого урядника 28-го полка Якова Фомина по адресу донского атамана П.Н.Краснова (гл.14, ч.6) Ирина Николаевна расценивает как психологически невозможную, поскольку это будто бы противоречит всем казачьим традициям службы и верности долгу. Первая ошибка — не выявлено происхождение фрагмента. Эпизод этот попал в текст из воспоминаний Краснова и не имеет прямого отношения к автору (или соавтору).
Вторая ошибка связана с неточными представлениями автора «Стремени» о вооруженной борьбе на Дону. Многолетняя война вызвала моральное разложение армейских и казачьих частей. Свидетельство Краснова как раз показывает степень разложения казачьих полков зимой 1918/19гг., приведшего к развалу
