отправился в Круглогорск. Адрес единственной в городе языковой спецшколы, теперь уже гимназии, он узнал заранее в Интернете. Там же – о великое изобретение человечества! – на скромном сайте гимназии он познакомился с преподавательским составом и даже фотографиями наиболее заслуженных учителей.
Она была «живее всех живых». Более того, продолжала трудиться на ниве школьной филологии. Нина Захаровна Каповая. Совпадение исключено. А фамилия, понятно, мужа. С фотографии смотрела весьма миловидная и даже сексапильная женщина, явно моложавая от природы, если учесть, что ей реально около пятидесяти, да еще хорошо потрудившаяся над собой накануне съемки. Или же она поступила проще, отдав для сканирования фото десятилетней давности. Модно причесанная шатенка со следами умеренной полноты на гладком лице смотрела с дисплея большими синими глазами, в которых читался какой-то женский вызов, что-то смелое и притягательное. «Не знаю насчет английского, но уроки любви она преподавала с полной отдачей, – сделал вывод Мариничев. – Как знать, может, и по сей день не чурается… Надо иметь в виду, если выйду на контакт».
Легенду Жираф придумал нехитрую, но вполне правдоподобную. Узнав, какой в Круглогорском районе самый большой и богатый коттеджный поселок – «Европа», – он решил выдать себя за помощника- секретаря одного из владельцев дома, состоятельного папаши, желающего еще до школы нанять пятилетнему сыночку домашнего репетитора. Он бы сам сыграл роль молодого, рано разбогатевшего предпринимателя, но раздолбанный старый «форд», изрядно поношенный костюм и часы за 60 долларов… – версия, что называется, «не канала».
В гимназию не пустил молодой плечистый охранник в пятнистой униформе с дубинкой за поясом. Пришлось ему первому вкратце изложить легенду: ищу, мол, опытного, в годах, преподавателя английского для отпрыска-балбеса. Вот приятель рекомендовал какую-то женщину по фамилии Каповая…
Повезло! Охранник сказал, что она еще в гимназии, скоро выйдет, это ее обычное время.
Вадик дождался на стульчике у гардероба. Нина Захаровна в жизни оказалась еще моложавее и привлекательнее, чем на дисплее. И даже некоторая полнота, вполне естественная в таком возрасте, завоевала именно те части тела, которым в умеренной степени она вовсе не вредит. Вадик представился своим именем и отчеством, понимая, что по нынешним временам без знакомства с паспортом никто на неофициальное сотрудничество не согласится. На официальное – тем более.
С высоты своего небедного сексуального опыта Жираф проницательно «прочел» фотографию. Он утвердился в намерениях, тренированным взором оценив оригинал.
Рассыпавшись в извинениях, сыщик представился и выдал свою версию с максимально возможной убедительностью, сопровождая Нину Захаровну по узкой асфальтовой дорожке от гимназии к перекрестку, где была автобусная остановка и где Вадик предусмотрительно запарковал свою иноколымагу. Нина Захаровна, как и ожидалось, стала ссылаться на занятость и усталость, но когда услышала сумму предлагаемого гонорара (Мариничев умножил на два среднюю стоимость часа занятий на дому, о которой разузнал загодя) – настроение явно изменилось. Она начала было расспрашивать подробности, но Вадик галантно предложил обсудить их в ближайшем ресторанчике за ужином. При этом он улыбнулся донжуанской улыбкой № 1 (коронной в его репертуаре), заглянул ей в глаза и прочел немедленно усилившийся интерес к предложению и к нему лично. Нина Захаровна достала мобильный, отошла в сторонку, но у Вадика был превосходный слух. Разговор не оставил ни малейших сомнений в том, где он сегодня проведет ночь. На том конце «провода» явно была дочь по имени Ксюша, которую заботливая мама предупредила, что задержится – «приду поздно, телефон отключу, не звони, свалюсь спать, завтра поболтаем». «Телефон отключу» – стало быть, живут порознь, а муж, вероятнее всего, благополучно отсутствует, заключил Вадик.
Нина Захаровна оказалась весьма непосредственной и разговорчивой особой, а после двух бокалов вина, пары коронных Вадиковых анекдотов и цитат из Пастернака расслабилась, самоиронично, но и кокетливо обзывала себя «старой теткой», вставляла английские словечки и делала недвусмысленные комплименты «приятному юноше».
Развивая банальный сюжет с предопределенным финалом, Вадик напросился на чашечку кофе. Нина Захаровна столь же ритуально посетовала на неприбранную квартиру и согласилась только с условием, что на это будет сделана скидка.
На все остальное, в том числе на возраст партнерши, скидок не потребовалось. В уютной и вполне чистенькой однокомнатной квартире Нины Захаровны до кофе дело просто не дошло. Это был непререкаемый, неостановимый, властный порыв жаждущей секса, не по годам темпераментной женщины. Ее крики, стоны и слезы радости, сопровождавшие Вадика на пути к окончательному ублажению ее вновь и вновь загоравшейся страсти, смолкли часа через три, уступив полному физическому изнеможению. Глаза были полузакрыты, на лице замерла улыбка глупого счастья. Вадик признался себе, что при всей мощи мужского потенциала и готовности на любые жертвы ради выяснения истины он в течение этих трех часов пребывал «не на работе». От нее полностью отвлекло на удивление гладкое, ухоженное тело и, сдобренное сексуальным неистовством, искусное владение всеми его частями.
Но к работе необходимо было возвращаться немедленно, чтобы не упустить тот самый «момент истины», ради которого затеваются все серьезные операции и расследования.
Вяло, без заметного интереса в голосе он стал расспрашивать о ней, не вдаваясь в детали, нежно поглаживая ее по шелковистым волосам.
Все банально: институт, свадьба с однокурсником, жить стали сразу отдельно от мамы, дочери двадцать пять, тоже своя семья. А муж пять лет назад умер в одночасье от инфаркта. Вот теперь одна…
– Что, ни братьев, ни сестер? – позевывая, спросил Вадик. Он приготовился, как в том знаменитом романе про «момент истины», прокачивать клиента. Только там, в книге, клиент был в ужасе, а здесь – в абсолютной блаженной неге. Еще неизвестно, что благоприятней для получения искомой информации.
– Можно сказать – нет, – ответила Нина Захаровна, обессиленной рукой пытаясь ответно приласкать его щеку. – Сводный брат, но я с ним не общалась ни разу. Отец, уже когда с матерью развелись, усыновил. Словом, седьмая вода на киселе.
– А сейчас-то он где? – опять же без видимого интереса пробросил Вадим, потянувшись за своими часами на тумбочке.
– О, сейчас он там, куда нам с тобой не дотянуться. Как говорят англичане, анэтейнебл. Недосягаемый.
– На небесах, что ли? – намеренно грубо пошутил Вадик.
– Да, можно сказать, небожитель. Мудрик Федор Захарович – второй человек в стране, тайный владыка нашего общества, – с плохо скрываемым сарказмом ответила Нина Захаровна.
– Да ты что? – максимально искренне удивился Вадик и резко привстал, опершись на локоть. – То т самый? Твой брат сводный? Ничего себе! А ты здесь на зарплату училки прозябаешь? Чего же он тебя – хоть тайно, хоть явно – в Москву не вытащил? Квартира, машина, все такое…
– Я с ним, Вадичка, дружбы не водила. Говорю ж тебе, не видела его ни разу. Не общались мы с ним, мать была жестко против. А потом его отец в Суворовское училище отправил почему-то, следы его потерялись, я и забыла о нем. Пока мать была жива, слухи до нее доходили, что он где-то в секретных службах, но меня это не интересовало. А сейчас – ничего мне от него не надо. Я всем довольна, любимая работа, своя квартирка, дочь того и гляди внука принесет. Муж вот только рано ушел, я его любила… по- своему. Ну ничего! Живу себе, вот подарки от жизни получаю в лице эдакого мачо… – И она нежно прижалась к Вадиму мягким, податливым телом, все еще горячим после бурных проявлений страсти.
Вадим ответил на ласку, и они еще около часа, на остатках сил, любили друг друга с прежним азартом.
– Так что же получается, – спустя несколько минут после нового «ристалища» философски рассудил Вадик, – у сводного брата твоего и у тебя до замужества фамилия одинаковая и отчество? Но его-то родители где? Отец-то его твоему покойному отцу, надо полагать, братом приходился?
– Нет, просто приятель, друг детских лет, насколько я помню. Поддерживали отношения. Умер Федькин родной отец. Спился, кажется, и руки на себя наложил. А мать еще раньше то ли умерла, то ли ушла к другому. Мама рассказывала однажды, но – не помню. Я же не расспрашивала, мне в том возрасте совсем другое было интересно – мальчики, роман с одним, влюбленность в другого, ну а потом диплом, подружки, путешествия… Но то, что спился и было сьюэсайд… – Вадик вопросительно поглядел на нее, – …ну
