Глава 3
Официальный старт «красного террора»
Официальная советская трактовка начала «красного террора» известна. Согласно ей по приказу затаивших обиду эсеров член их партии Каннегиссер 30 августа 1918 года застрелил председателя Петроградской ЧК Урицкого, а в Москве после митинга на заводе Михельсона эсерка Фаина Каплан при покушении ранила самого Ленина. Это, по мнению ленинского Совнаркома, дало ему право объявить о начале «красного террора» в ответ, разумеется, на этот самый вопиющий «белый террор». И тут же начать повальные аресты и расстрелы по всей стране и расстреливать в качестве заложников по спискам людей, никак не причастных ни к питерскому убийству высокопоставленного чекиста, ни к московскому выстрелу в Ленина. 5 сентября 1918 года этот указ Совнаркома появился на свет и развязал руки чекистам. И уже в сентябре месяце в ответ на убийство Урицкого только в Петрограде чекистами расстреляно более тысячи заложников «красного террора» и еще полтысячи в Кронштадте.
В истории с обоими покушениями, ставшими отправной точкой официальной кампании террора и его оправданием для большевиков (а к ним для наглядности приплюсовали и убийство эсерами большевистского наркома печати Володарского в Петрограде), достаточно белых пятен и нестыковок, заретушированных советской историографией. Они уже тогда вызвали пристальный интерес некоторых скептиков, а с падением коммунистических табу в истории вылились в контрверсию по той же модели, что убийство Мирбаха и мятеж эсеров 6 июля. Эта прямо обратная коммунистической версия предполагала откровенную провокацию ЧК или мистификацию обоих покушений. До крайних версий, о том, что сами чекистские провокаторы убили Урицкого с Володарским и стреляли в вождя революции, дело не доходило. Хотя иногда заикались, что выстрелы завербованных ЧК агентов могли быть холостыми в случае с Лениным, а ранения имитированы, но это слишком легко оказалось опровергнуть. Речь чаще шла о том, что Урицкого убил по собственному почину молодой поэт Леонид Каннегиссер в отместку за ранние расстрелы друзей и за зверства Питерской ЧК вообще, а его сделали членом размашистого эсеровского заговора. В случае же с выстрелом Каплан вообще есть сомнения, что стреляла в Ленина она, а не другие люди, а сама Каплан стала просто удобной фигурой для нового раскручивания дела об эсеровском терроризме. То есть из выстрела мстителя-одиночки и не раскрытого до конца покушения на Ленина слепили мифический заговор и использовали его как повод для объявления «красного террора», а не было бы этих акций – нашли бы другую причину.
С питерскими убийствами двух «Красных Моисеев», как уже тогда назвали недруги убитых Урицкого с Володарским, чуть больше ясности – там установлены личности непосредственных убийц, хотя в случае Володарского и с идентификацией фамилии убийцы тоже есть вопросы. Остается вопросом лишь, стреляли ли они по поручению ушедшей в подполье части эсеров. Убивший Урицкого (а он стал первым в истории спецслужб советского периода чекистом такого высокого ранга, убитым в результате политического теракта) поэт Каннегиссер одно время числил себя эсером и имел в друзьях множество эсеров – это и стало для ЧК отправной точкой в определении партийности заговора против своего командира. Хотя с нашей современной точки зрения это выглядит явной натяжкой, тогда очень многие примыкали к популярной партии эсеров. Например, эсером периодически объявлял себя и лично друживший с Каннегиссером поэт Сергей Есенин, что никак не означает причастности нашего классика литературы к террористическим действиям этой партии. Есенин и большевиком себя не раз объявлял, но так ни к какой партии полностью и не примкнул. Бывшие эсеры или им сочувствующие были тогда повсюду, многие при этом уже были одеты в кожанки самой ЧК, здесь чекистам притянуть выгодный им эсеровский след было бы легко.
Каннегиссер на первом же допросе его после убийства в Петроградской ЧК заявил ведшим допрос председателю ВЧК Дзержинскому и заместителю покойного Урицкого в Петроградской ЧК Антипову: «Убил не по приказу какой-либо партии, а по собственному побуждению отомстить Урицкому за расстрелы офицеров и лично своего друга Перельцвейга». Каннегиссер был бывшим юнкером Михайловского училища, нескольких его товарищей питерские чекисты расстреляли летом 1918 года, ни о каких эсерах Каннегиссер на этом допросе Дзержинскому с Антиповым не говорил.
На этой версии убийца Урицкого стоял вплоть до его расстрела в конце 1918 года, партия эсеров тоже своего участия в его акте никогда не признала. О своем более раннем членстве в партии эсеров Каннегиссер на допросах упоминал, хотя и называл сам себя «народным социалистом», а партия энесов (Трудовая партия народных социалистов) к 1918 году была совершенно самостоятельной и с эсерами не связанной. Но принципиально требовал записать в протокол, что его акт с членством в этой партии никак не связан, а со своим двоюродным братом и известным среди правых эсеров боевиком Филоненко он уже давно никаких отношений не поддерживает.
Официально для себя советская власть этот вопрос закрыла окончательно в 1922 году, когда под суд были отданы остатки эсеровской верхушки, и в качестве обвинений эсерам фигурировали в том числе убийства Урицкого с Володарским и покушение Каплан на Ленина. Основным обвиняемым был лидер эсеровских террористов Семенов, признавший свою вину в непосредственной организации расстрела на питерской улице Володарского и в подготовке покушения на Ленина в Москве. Именно на признательных показаниях главных обвиняемых – эсеров Семенова и Коноплевой – держался вынесенный тогда эсерам обвинительный приговор.
Скептики продолжали сомневаться даже тогда, в начале 20-х годов, когда еще у всех на памяти были лихие провокационные операции царской охранки, во множестве отработанные царским тайным сыском в первые годы ХХ века. Семенова с Коноплевой могли на следствии в ЧК заставить себя оговорить, методы допросов уже тогда были довольно широкими. Некоторые считают самого Семенова изначальным провокатором ЧК, как и Якова Блюмкина, умышленно толкавшего товарищей по партии правых эсеров в террор для оправдания их последующего разгрома и начала «красного террора» на официальной основе, получающим такие инструкции едва ли не прямо от Дзержинского. Правда, не на руку сторонникам этой версии играют другие эсеры, так же уверенно признававшие авторство своей партии в этих терактах. В том числе и те, кто после долгой вооруженной борьбы с советской властью по примеру их кумира Бориса Савинкова оказался к 20-м годам в эмиграции и никак не был заинтересован в поддержке фальшивой версии ЧК и от этой организации, в отличие от подсудимых по эсеровскому процессу, не зависел.
Например, сам лидер боевой организации партии правых эсеров (так называемой «военки») Борис Соколов в своих эмигрантских мемуарах полностью подтверждает версию Семенова. Об этом же писал и лидер правых эсеров Филоненко, тот самый двоюродный брат расстрелянного Каннегиссера, которого в каких-либо контактах с ЧК после его долгой террористической борьбы с советской властью также не заподозришь. А именно себя Филоненко назвал непосредственным организатором убийства в июне 1918 года комиссара по печати Володарского, застреленного членом эсеровской боевой группы Сергеевым. Эсеры признают за своей организацией и убийство Урицкого, и покушение на Ленина на заводе Михельсона. Борис Соколов даже дополнил эту палитру заявлением о ранее неизвестной ЧК попытке эсеров стрелять в Ленина в театре, к каковой якобы тоже была причастна Фаина Каплан, а также взял на себя организацию обстрела автомобиля Ленина в январе 1918 года. Тогда машина вождя большевиков была обстреляна на питерской набережной Мойки из засады, Ленин не пострадал, но был ранен в руку сопровождавший его швейцарский коммунист Платтен. Считалось, что стреляли монархисты. А тут Соколов и этот теракт объявил делом рук своей «военки», поскольку уже под новый 1918 год якобы получил от лидеров партии правых эсеров Чернова и Гоца тайный приказ: «Выкосить террором всю большевистскую верхушку», после чего и привлек к делу несколько молодых и сочувствовавших эсерам молодых поручиков и капитанов.
В 1919 году эсеры вместе с анархистами организовали взрыв Московского комитета РКП(б) в Леонтьевском переулке, когда от брошенной анархистом Соболевым бомбы погибли несколько известных ленинцев во главе с секретарем Московского горкома партии Загорским, и здесь от авторства теракта эсеры не отказывались. Тогда советская власть охотно верила эмигрантским рассказам эсеров о своих подвигах. Петроградское покушение на Ленина 1 января 1918 года на Мойке переписали с офицеров монархического центра на эсеров, взявших все эти покушения 1918–1919 годов на себя одним махом.
Правда, когда в годы сталинских репрессий конца 30-х годов это дело о покушении на вождя в Петрограде вновь реанимировали, виновными опять признали офицеров-монархистов, уже арестованных ЧК в 1918 году и отправленных затем на фронт искупать свою вину. Бывший подпоручик Ушаков, работавший к тому времени советским журналистом в Сибири, вторично арестован и расстрелян в 1936 году, об эсерах к тому времени политическая конъюнктура уже позволяла забыть. А это самое первое покушение на Ленина в качестве главы Советской России в первый вечер 1918 года по-прежнему обрастает различными слухами и
