не призывали к террору и взятию заложников». Между этими почти тождественными объяснениями различий между белыми и красными специальными службами адмирала Колчака на допросе в 1920 году и публициста Фельштинского на страницах прессы в 1990 году уместился такой тяжелый для России и более чем полувековой советский период. Но обе эти точки зрения совершенно четко проводят здесь границу, действительно лишая апологетов ЧК в оправдание «красного террора» сослаться на действия противостоящей стороны.
Глава 6
Затухание «красного террора» и конец ВЧК
Период 1921–1922 годов, совпавший с последней фазой Гражданской войны в России, отмечен постепенным смягчением режима красного террора (официальный «красный террор» указом от 5 сентября 1918 года формально уже был отменен), а также периодом перестройки органов ЧК. Уже в 1919 году власть вынуждена чуть завернуть кран у этого кровавого фонтана, начавший давать перехлест своей струей крови даже для нее.
Закрыт откровенно живодерский журнал ВЧК «Красный террор» со списками обреченных на расстрел заложников и дискуссиями о методах пыток. Самые отпетые теоретики и практики террора типа Лациса одернуты самой властью в лице лично Ленина. Расстрелы и пытки теперь от общества приказано прятать под сукно и за стены камер ЧК, а не выпячивать с бравадой.
Первых самых непонятливых или свихнувшихся на почве кровопускания чекистов и совсем уж неуправляемых братишек-матросов попросят из рядов ВЧК уже в 1919–1920 годах. Через год отберут и право бессудных расстрелов, несмотря на сопротивление большой массы сотрудников ЧК во главе лично с Дзержинским.
Таким образом прививка кровавым террором молодой спецслужбе новой страны уже сделана. На этой закваске подойдут позднее другие всплески террора спецслужб СССР, включая события 1936–1939 годов.
Последний год жизни ВЧК и попытка ее реформы
Поначалу власть просто пыталась ВЧК реформировать с учетом новых условий в стране. В 1921 году сначала прошла кампания по наведению некоторого порядка в рядах провинциальных ЧК, затирая особенно вопиющие случаи кровавого пира кампании «красного террора». Появились дела о злоупотреблениях в Тюменской ЧК, в Крымской ЧК по итогам такой проверки сняли ее начальника Розенблата, прикрывая вопрос о жутких крымских расстрелах начала того года, на смену ему пришел свояк Сталина чекист Станислав Реденс. Из Крыма по личному приказу Дзержинского отзывают запятнавшего себя в Гражданскую войну расстрелами чекиста Вихмана, ранее начальника Одесской ЧК. Как следует из докладной записки Дзержинского, Вихман снят не за жестокости или зимние расстрелы, а по жалобе члена ЦК партии Бухарина на «антипартийное поведение товарища Вихмана» в связи со спорами на партконференции. На это указание начальник всей Украинской ЧК Манцев сигнализирует шефу в Москву в мае 1921 года: «Вихман откомандирован в распоряжение Украинской ЧК и уже выехал из Крыма, причем постановлено о запрещении Вихману работать в ЧК, занеся об этом в его партийную книжку, Ваше отношение к циркуляру Вихмана вполне разделяю и по приезде Вихмана в Харьков приму соответствующие меры».
При этом сама ВЧК вынуждена реагировать на команды сверху о налаживании дисциплины и свертывании размахов террора, периодически выдавая это за свои либеральные инициативы снизу, из недр ВЧК. Так Дзержинский в январе 1921 года пишет в ЦК партии, что ВЧК сама поставила вопрос о сокращении своих функций и права смертной казни с учетом прекращения боевых действий на главных фронтах Гражданской войны. В этом же письме в ЦК он сообщает, что 13 января в ВЧК создана комиссия по изменению карательной политики и тюремной политики (в составе самого Дзержинского, Ягоды, Ихновского, Апетера, Мессинга и Зангвиля от ВЧК, Крыленко и Саврасова от Наркомюста, Куйбышева от ВЦСПС). Судя по протоколу заседания этой комиссии на Лубянке от 13 января 1921 года, подписанному Дзержинским и ведшим протокол Ягодой, собиравшиеся постановили на местах пересмотреть дела всех арестантов «пролетарского и крестьянского происхождения», так что здесь гуманизация с классовым подходом.
На 1921 год приходятся и частые инспекции самого Дзержинского или членов коллегии ВЧК по его поручению с проверкой работы местных органов ЧК в провинции. Дзержинский лично выезжал еще в 1920 году в Челябинск, где у губернской ЧК возник серьезный конфликт с губкомом партии, здесь Феликс Эдмундович призвал подчиненных теснее работать с местными партийными органами. В 1921 году в Москву вышли с жалобой лидеры Башкирского ревкома РКП(б) во главе с Викманом, где сообщали, что начальник Башкирской ЧК Каширин злоупотребляет властью, не понимает местной специфики работы и из-за конфликта с губкомом пытается «слепить» в ЧК фальшивое дело о заговоре среди верхушки башкирских коммунистов. По личному указанию Дзержинского в Уфу тогда выезжал для проверки жалобы член коллегии ВЧК Могилевский, будущий начальник внешней разведки ИНО ВЧК, и по итогам его разбирательства лихой рубака Каширин с должности начальника Башкирской ЧК снят, опять направлен в Красную армию, где его окончательно добьют расстрелом уже в репрессии 1937 года.
В том же 1921 году в коллегии ВЧК пришлось разбирать конфликт между начальником Туркестанской ЧК Петерсом и главой местной партийной власти Сафаровым, которые друг друга взаимно обвиняли во многих смертных грехах. Сафаров обвинял чекистов Туркестана в неправомерных расстрелах, разложении и повальном пьянстве, а Петерс обвинял Сафарова в организации кампании клеветы против ЧК. В Туркестан от коллегии ВЧК тогда Дзержинским для разбирательств командирован Бокий, который встал на сторону своего коллеги по ЧК Петерса. Хотя и защитив в итоге Петерса, Дзержинский вынужден был написать тому о конфликте с партийцами: «Они в некоторой мере правы – нельзя всегда и всех провинившихся расстреливать, а если к чекистам уже относятся как к жандармам, это означает плохое руководство». Экстремистские и расстрельные методы Петерса тогда были хорошо известны в Москве, собственно из-за них он и в Туркестан был отправлен, лишившись поста первого зампредседателя ВЧК.
Летом 1921 года проведена самая крупная из таких инспекций региональных ЧК властью, тоже во многом показательная. На поезде «Октябрьская революция» губернские ЧК на Волге и Урале объезжал председатель ВЦИК Михаил Калинин. Его сопровождал представитель ВЧК при ВЦИК латыш Скраме, была такая должность в первой советской спецслужбе, она затем и в ГПУ оставалась до 1923 года, пока Дзержинский не договорился с Калининым об ее отмене. Скраме по итогам этой инспекторской поездки обнаружил во многих губернских ЧК непорядки и нарушения законности, привычные в годы активной Гражданской войны, но теперь явно бросавшиеся в глаза верховной власти. После осмотра расстрельных подвалов в ЧК Алапаевска Скраме написал начальнику Екатеринбургской ЧК, что «подвал нужно ликвидировать, провести чистку личного состава, а от имени председателя ВЦИК Калинина я вам передаю, что с беззаконностью, самовольными арестами и расстрелами пора покончить и восстановить революционную законность».
В коллегию ВЧК Скраме после этой поездки на калининском поезде дал такие рекомендации: «Самарская губернская ЧК серьезно больна», «Коллегию Пензенской губернской ЧК необходимо всю перетряхнуть», «Астраханская ЧК очень неосторожно и неумело подошла к калмыцкому национальному вопросу». К тому же по итогам их с Калининым проезда по волжско-уральским губернским ЧК из мест заключения освобождено почти две тысячи человек, находившихся там без должных оснований и доказательств. Внутри ВЧК эта деятельность Скраме, искавшего «блох в своем ведомстве» во время поездки на поезде с Калининым, вызвала явное раздражение, о чем Дзержинскому докладывал возглавлявший тогда ЧК на Урале Апетер. Но Феликс Эдмундович посчитал, что в сообщениях Скраме есть много правды, к тому же он заявил, что Скраме имеет право на такие проверки и критику на своем посту полпреда ВЧК при ВЦИК, иначе зачем вообще была бы нужна такая должность. Нет сомнений, что эта инспекционная поездка Калинина 1921 года и ее итоги наравне с крымским скандалом, с неудачей ЧК в комиссии «Чрезкомэкспорта», с неуклюжими провокациями ЧК против «Рабочей оппозиции» в партии и другими мини-скандалами в конце 1921 года стали катализаторами решения власти о закрытии ВЧК и преобразовании ее на новых принципах в ГПУ.
То же дело с неудачной работой ЧК в комиссии «Чрезком-экспорта», вызвавшее в конце 1921 года гневную речь Ленина о недотепах в этой службе, стало еще одним кирпичиком в решение власти реформировать ВЧК коренным образом в новую спецслужбу. Уже на исходе Гражданской войны это была попытка в 1921 году включить ЧК, кроме репрессий и террора, во что-то еще государственно важное, в частности в помощь внешней торговле, на которую ленинская власть объявила государственную монополию.
