затем франкистской Испании, а в 1936 году Бирка собирались даже внедрить для разведки в армию Франко на испанской войне. Вся эта одиссея эстонского офицера, из симпатий к коммунизму пошедшего в 1922 году на вербовку ГПУ, закончилась по тем временам довольно типично. Летом 1937 года Роман Бирк отозван в Москву для отдыха и написания отчетов, здесь фактически похищен НКВД (арестован в гостинице, но ведь он никогда не был советским гражданином), обвинен в перевербовке германской разведкой и вскоре расстрелян. Но факт есть факт, Опперпут не врал и в случае с обвинениями Бирка, хотя ему и в этом тогда не поверили.
Все это лишний раз показывает, что в истории «Треста» при всей его теперешней изученности еще долго будут оставаться какие-то белые пятна. И это неудивительно для такой размашистой и многоходовой комбинации, куда по долгу службы, собственным энтузиазмом, обманом или угрозами были вовлечены за несколько лет ее реализации тысячи человек. Что же удивляться различным слухам с той стороны, если сами работавшие по программе «Треста» сотрудники советских спецслужб временами за эти годы начинали терять чувство реальности в лабиринтах многоходового обмана и подозревать, что выполняют уже не задание руководства, а действительно работают на окопавшуюся в ГПУ и связанную с белой эмиграцией антисоветскую группу. В таких многоходовых комбинациях с наворотами лжи и дезинформации всегда начинается такая раздвоенность, когда уже никто никому не верит, а провокаторы играют в личные игры. Тот же Василий Шульгин, по итогам своей поездки в Советский Союз и осмысливая провал эмигрантских сил в игре «Треста», в своей книге «Три столицы» написал, что сделал для себя главный вывод о таких операциях: «Провокация в итоге заводит самих провокаторов дальше, чем они сами этого хотят». Этот вывод он делал и в отношении предательства Опперпута, в стиле Азефа перехитрившего и своих хозяев.
В многотомной литературе о деле «Треста» мне особенно запомнился емкий и очень верный вывод о самой сути этой операции американского профессора Лазаря Флейшмана в его книге «В тисках провокации» о влиянии дела «Треста» на российскую эмиграцию: «Организация «Трест» – виртуозная мистификация, объект и плод подлога и воображения, вовлекающие в драматические столкновения непримиримых врагов и оборачивающиеся страшной, кровавой реальностью… Финальный период существования «Треста» сопровождался поистине «шекспировскими» коллизиями и ситуациями, в которых выявились множественные, несовместимые, «обратные» – то есть противоположные самим себе – смыслы едва ли не всех определений и утверждений».[5]
Это обычный закон для таких мощных разведывательных и провокационных конструкций, характерный не только для российской истории специальных служб, он имеет мировое распространение. В одном из шпионских боевиков американского мастера этого жанра Нельсона Демилля его герой, боец как раз такой специализации невидимого фронта разведок, говорит, что во всех этих долгих тайных акциях главное – не запутаться самому и не свихнуться, не забыть все изначальные правила и эзопов язык операций. Чтобы однажды, «когда начальство попросит тебя принести кофе, ты не забыл и понял, что тебе поручают убить президента Колумбии». И в нашей истории в ходе «Треста» запутывались и срывались даже опытные чекисты, прошедшие школу первой ЧК и горнило Гражданской войны. Вот показатель напряжения этих нескольких лет операции, вот показатель сложности этой конструкции Артузова и его людей, и здесь тоже остаются белые пятна.
А кроме белых пятен, легендарная операция советских спецслужб «Трест» окрашена и в красные, трагические тона. И из-за жертв поверивших в чекистскую наживку людей, от матерого разведчика английской короны Сиднея Рейли до рядовых членов диверсионных групп РОВС, а некоторым из этих восторженных юношей-монархистов было по восемнадцать – девятнадцать лет. И из-за того, что модель «Треста» затем отрабатывали в 20 – 30-х годах для внутреннего применения в стране, создавая за счет провокаторов лжеподпольные общества, а затем легко их ликвидируя с арестом поверивших в их существование тайных противников советского режима. Это только в сатирическом романе «Двенадцать стульев» созданный веселым мошенником Остапом Бендером «Союз меча и орала» из запуганных Советами дворян выглядит смешно, к тому же Бендер не был засланным агентом ГПУ, а несчастных «бывших» обобрал и пошел дальше. В реальности подобные истории заканчивались тогда арестами, делами о создании контрреволюционной организации, тюрьмой или расстрелом в чекистском подвале.
И из-за того еще лежит на «Тресте» печать трагедии, что десятилетие спустя практически все основные деятели «Треста» со стороны советских спецслужб были уничтожены своими же вчерашними товарищами в годы Большого террора в СССР: Артузов, Федоров, Пузицкий, Сыроежкин, Косенко, а также сгинувший в сталинских лагерях первый эмиссар «Треста» Якушев. Лишь единицы избежали этой мясорубки конца 30-х годов, как заместитель Артузова в КРО ГПУ Кияковский, убитый во время оперативного задания в Монголии до начала большой чистки в органах госбезопасности. И это тоже сейчас заставляет нас смотреть на историю «Треста» в летописи спецслужб России под новым углом зрения.
Последний аккорд «Треста»
Эту операцию советской разведки обычно не связывают впрямую с «Трестом» и выводят за ее рамки, хотя она фактически явилась прямым его следствием и вытекала из «Треста», даже если формально этот проект ГПУ и был уже закрыт. Речь идет о тайном похищении в Париже в 1930 году очередного начальника РОВС генерала Кутепова, приведшем в итоге к его смерти. Чекисты все 20-е годы не церемонились в методах, особенно в силовых акциях против русской эмиграции, но ликвидация генерала Кутепова в 1930 году стала венцом череды таких акций и по статусу жертвы, по ее авторитету в российской эмиграции, а также по особенно дерзкому исполнению этой операции в самом центре Европы.
При этом можно отметить и дерзость ГПУ, которое уже через пару лет после разоблачения «Треста» сделало попытку запустить второй дубль «Треста» почти по тому же сценарию. Так это было с осколком «Треста» из так называемой «Офицерской организации» в Ленинграде, где под колпаком ГПУ работали в роли подпольщиков завербованные царские офицеры, а посланный к ним от РОВС эмиссар Жуковский долго уверял эмиграцию в истинности этой антисоветской группы. Также осколком «Треста» уже после его разоблачения ГПУ пыталось оставить в конце 20-х годов «антисоветскую группу» в южных регионах СССР и на Украине. Для этого ГПУ использовало ранее заброшенного РОВС в Советский Союз и уже перевербованного здесь после ареста белого офицера Петрицкого. В 1929 году в пределы СССР на контакт с группой Петрицкого выезжал видный чин РОВС и один из заместителей Кутепова в руководстве союзом генерал Штейфон, и ему дали выехать назад в Европу для подтверждения чекистской легенды. Не зная, что в живых остался лишь благодаря оперативной игре ГПУ, Штейфон долго уверял в истинно антисоветском характере группы Петрицкого Кутепова, главу РОВС в Румынии Геруа и втянувшихся вместе с РОВС в эту операцию руководителей спецслужб королевской Румынии Сигуранца и Пляцувке. Только к 1930 году РОВС стал ясен смысл и этой тонкой комбинации чекистов. Сам генерал Штейфон в годы Второй мировой войны у немцев возглавит «Русский корпус» из белоэмигрантов в вермахте, в начале 1945 года он умрет в госпитале Загреба от ран после боя с югославскими партизанами Тито.
Очередные найденные ГПУ для этой цели бывшие белые офицеры Попов и Де-Роберти в конце 1929 года прибыли в Европу и опять заявили РОВС, возглавляемому уже Кутеповым, что представляют тайную монархическую организацию в России – на этот раз ВНРО (Внутренняя российская национальная организация). Шаблонность операции и наглость ГПУ здесь просто поражают, хотя на этот раз эмиграция наживку уже не проглотила. К тому же на очередной встрече с Кутеповым и его людьми в ресторане на берлинской Доротеенштрассе Де-Роберти, бывший в Гражданскую начальником штаба у Кутепова, а после пленения служивший в Красной армии, воспользовался минутной отлучкой своего напарника Попова в туалет и с огромным риском для себя прямо сказал Кутепову: «ВНРО – ловушка ГПУ по модели «Треста» – и добавил, что на самого Кутепова через несколько месяцев ГПУ совершит покушение. Кутеповцы с эмиссарами очередной фиктивной организации расстались, Де-Роберти после возвращения в СССР расстрелян чекистами, а уже через месяц Кутепов действительно пал жертвой тайной операции ГПУ, о которой его ценой собственной жизни предупреждал бывший подчиненный по белой армии.
Точная картина гибели Кутепова до сих пор не установлена, хотя по крупицам история уже собрала примерную мозаику этого таинственного исчезновения главы самого крупного и организованного движения российской эмиграции. Александр Павлович Кутепов был одним из самых видных генералов Добровольческой армии белых на юге России в годы Гражданской войны, командовал у Деникина корпусом, а после эмиграции в РОВС стал самым активным сторонником террора против Советов. После смерти в 1928 году барона Врангеля Кутепов стал главой РОВС. Он сразу приказал готовить активные мероприятия против Советского
