Глава 8
Загадка Коминтерна
В истории с Третьим коммунистическим интернационалом, основанным Лениным в качестве наследника первых двух Интернационалов, традиционно именуемым сокращенно Коминтерн, и сейчас осталось довольно много загадок. И в его целях и методах работы, и в до сих пор не раскрытых тайных сторонах его деятельности, и в его на первый взгляд неожиданном упразднении Сталиным в годы Второй мировой войны. Да и сам Коминтерн в целом остается в этом плане загадкой, даже несмотря на то количество документов и исторических свидетельств его деятельности, с которых сегодня сняты грифы секретности. В той части деятельности просоветского Третьего интернационала, которая интересует нас, в части его взаимодействия с советскими спецслужбами, в сфере сложных отношений Коминтерна с советской разведкой и госбезопасностью, этих тайн, пожалуй, в коминтерновской истории больше всего.
Коминтерн изначально был задуман Лениным как центральный штаб грядущей мировой революции, само его расположение в столице первого социалистического государства мира Москве подразумевалось временным. И задача Коминтерна тогда виделась только в раздувании различным образом этого пожара мировой революции, в руководстве ее экспортом из Советской России в Европу и далее, а также в подготовке руководящих кадров для будущих социалистических государств. Но с революцией в Германии и в Венгрии далеко не продвинулись, а что было делать дальше?
После смерти Ленина и подавления оппозиции Троцкого, настаивавшего на немедленном продолжении мировой революции, Сталин взял курс на укрепление социализма в отдельно взятой стране, СССР, на государственное строительство, и Коминтерну понадобилось новое применение. Теория «социализма в отдельно взятой стране» потребовала коренного пересмотра места Коминтерна при советской власти, и отсюда началось включение этого штаба мировой революции в сферу интересов советских спецслужб.
При этом была подавлена оппозиция ряда известных коминтерновцев из числа иностранцев, осудивших такой отход от прежнего плана, таких как венгр Бела Кун или немец Гуго Эберлейн. Яростно защищавший исключительное положение Коминтерна вне сферы плотного влияния на него московской власти Бела Кун даже отправлен в ссылку на партийную работу на Урал в 1923 году, совсем как сослан под таким же предлогом в Сибирь годом ранее Феликс Дзержинский, настаивавший на старом статусе всемогущей ВЧК. Куна после смерти Ленина вернули в Москву и восстановили в руководстве Коминтерна, но с тех пор Сталин первый пост в этой организации доверял уже только советским гражданам: Зиновьеву, Бухарину, Пятницкому, Мануильскому, решительно оттерев профессиональных революционеров из-за границы от коминтерновского руля. По этой же причине после отстранения Зиновьева вообще упразднили пост председателя Коминтерна, сделав руководство им коллегиальным, что отвечало советскому принципу управления вообще. Только в 1934 году на пост секретаря Исполкома Коминтерна был опять назначен иностранный коммунист, болгарин Георгий Димитров, но он был явно лоялен к Сталину и его политике, да и все решения уже принимал Кремль.
С середины 20-х годов и до закрытия в 1943 году, два десятилетия, положение штаба Коминтерна в Москве было двойственным или даже тройственным. Он исполнял три основные функции: по инерции считался головным органом будущей мировой революции, которая никак не наступала, был центром связи с просоветскими компартиями за рубежом, а также оказался определенным приложением к советским спецслужбам в их повседневной деятельности. Статус штаба международного коммунистического движения с годами становился все более символическим и совсем не столь деятельным, каким его видел в свое время Ленин. Последней серьезной попыткой экспорта Коминтерном революции в Европу стало неудачное и плохо подготовленное восстание германских коммунистов в Гамбурге в 1923 году, подавленное уже через сутки правительственными войсками. Обвинив капитулянтов в КПГ и отстранив решением Коминтерна от руля в германской компартии ее председателя Брандлера, Коминтерн больше не рисковал прибегать к таким явным вооруженным акциям.
Тем более что в том же году в Болгарии было подавлено такое же выступление коммунистов при поддержке Коминтерна. Готовилось оно Коминтерном при помощи советских спецслужб. В штабе Разведупра под крышей советского посольства в Вене начальник боевого крыла компартии Болгарии Янков (по совместительству тоже штатный сотрудник Разведупра и агент Коминтерна) устроил склад боеприпасов и взрывчатки для будущего покушения на царя Бориса и премьер-министра Цанкова и баррикадных боев, к ужасу советского посла набивая динамит прямо в шкафы и ящики в комнатах посольства.
После провалов в Софии и в Гамбурге Коминтерн отказался от роли активного экспортера революции, осознав свою неготовность к работе такого всемирного масштаба, чем и предопределил свой скорый перевод Сталиным в помощники советским спецслужбам. В 1924 году подавлены подобные восстания коммунистов в Эстонии, Румынии и опять в Болгарии, но здесь Коминтерн уже мало мог оказать помощи восставшим. В связи с этим Коминтерн уже в следующем году запретил намеченное восстание горячим лидерам компартии Австрии, с 1925 года Коминтерн отказывается от такой тактики вообще, давая компартиям директиву распускать создаваемые тайно для повсеместных восстаний военные организации при их ЦК.
Здесь Коминтерн совершил первый серьезный отход от заявленных в горячке 1919 года позиций, зарыв в землю штык мировой революции, он стал больше штабом связи с иностранными компартиями, а значит, и попал в большую зависимость от спецслужб Советского Союза, часть работы которых он стал обслуживать своими силами. Когда и сейчас иные исследователи пишут о Коминтерне, что он был независимой от ГПУ – НКВД и Разведупра почти еще одной спецслужбой в СССР, на равных сотрудничая с Лубянкой и Знаменкой, то это отчасти еще можно сказать о периоде 1920–1924 годов, но после провалов Гамбурга и Софии этого уже никак не скажешь. Так штаб мировой революции, Коминтерн, сделал первый шаг к своей новой роли института на содержании Советского Союза, неформально все более подчиненного его спецслужбам, а на самом деле первый шаг по двадцатилетней дороге к своей ликвидации.
Это и был тот рубеж, за которым Коминтерн при сохранении формальной независимости от власти Советского Союза и ее спецслужб перестал быть штабом всемирной революции, становясь инструментом политики власти Сталина в Москве. Характерно, что директиву местным компартиям о роспуске «военок» в 1925 году руководство Коминтерна давало после настойчивой «рекомендации» об этом Феликса Дзержинского. Разумеется, инициатива исходила при этом не от самого Дзержинского или руководства ГПУ, а была продиктована с самых верхов советской власти. Решение о прекращении восстаний ввиду слабости в этом плане Коминтерна было принято на собрании Политбюро большевистской партии. И оттуда же, из Кремля, Дзержинскому приказали прекратить боевые операции в приграничных районах Польши и Румынии, куда подготовленных ГПУ и Коминтерном коммунистических боевиков местных компартий забрасывали через границу в 1922–1924 годах поодиночке и целыми группами. Конец 20-х годов окончательно ознаменовал подчиненность Коминтерна руководству СССР, в 1928 году на VI конгрессе Коминтерна принята его новая и полностью просоветская программа, закреплявшая его зависимость от власти Сталина.
При смене тактики и курсе на выживание социализма внутри самого СССР советским спецслужбам от иностранных компартий теперь понадобились не бесперспективные баррикадные бои и мелкая партизанщина, а разведывательная информация и подготовленные кадры для внешней разведки. Формально Коминтерн остался пресловутым революционным штабом и центром революции, его штаб на Моховой улице в Москве в доме номер 6 работал в этом качестве. Но с 1925 года вся политика действий этому штабу на Моховой диктовалась из двух близлежащих строений – от власти из Кремля и от спецслужб с Лубянской площади. Из-за этого же усыхания роли Коминтерна в планах советского руководства, из-за перевода его в помощники для советских спецслужб, не состоялся и переезд задумывавшегося штаба мировой революции из относительно небольшого особняка на Моховой улице рядом с Кремлем в гигантское строение нового правительства всемирной Республики Советов. Порученный архитектору Татлину лично Сталиным проект постройки в Москве гигантского небоскреба «Дома Коминтерна» так и остался в чертежах.
Можно уверенно констатировать: с 1925 года Сталин и его власть видели главную практическую пользу существования Коминтерна исключительно как обслуживающего инструмента для советских спецслужб, как поставщика в их ряды человеческого материала и как канала связи с коммунистическими партиями за рубежом. А вся его роль штаба всемирной революции была оставлена в виде символа видимой преемственности идей Ленина и в качестве своеобразного жупела, которым Сталин затем еще почти два десятилетия пугал мир капитализма за пределами своей социалистической державы.
