— Ее тоже?
— Нет. На этот раз вы будете один. Вы по-прежнему не хотите, чтобы я присутствовал?
А зачем? Демарье такой же, как и все — он понимает не больше остальных. Его вмешательство могло только осложнить дело еще больше. Тони, однако, было приятно, что он понравился следователю.
Он встретился с ним в три часа в его кабинете. Моросило, и в углу стоял мокрый зонтик, скорее всего, секретаря, потому что Дьем приезжал в суд на своем черном «ситроене».
У следователя не было солнечного удара, он прямо признался:
— Я воспользовался этим затянувшимся уик-эндом, чтобы еще раз тщательно изучить дело. Как вы себя чувствуете, Фальконе? Предупреждаю, сегодняшний допрос может затянуться, потому что мы подошли к среде, семнадцатому февраля. Могли бы вы мне рассказать как можно подробнее о том, как провели этот день?
Он был готов к этому. Каждый раз, когда его привозили во дворец, он удивлялся, что его все не спрашивали об этом.
Семнадцатого февраля наступил конец, конец всему, конец, которого он никак не мог предвидеть, даже в кошмарных снах, и который, тем не менее, теперь казался ему логичным и неизбежным.
— Хотите, я вам помогу? Буду задавать конкретные вопросы?
Тони кивнул, не зная, с чего начать.
— Ваша жена встала утром как обычно?
— Немного раньше. Во вторник все утро шел дождь, и белье просохло только к вечеру. Она собиралась весь день гладить.
— А вы?
— Я спустился в половине седьмого.
— Вы завтракали вдвоем? Говорили о том, с кем вам предстоит встретиться днем? Постарайтесь быть точным.
Дьем разложил перед ним протоколы прежних допросов, самых первых, когда его по очереди допрашивали лейтенант жандармерии Триана, Гастон Жорис, с которым он частенько сидел за аперитивом у своего брата, и инспектор Мани, корсиканец по происхождению.
— Я еще накануне сказал ей, что мне предстоит тяжелый день, что я не приеду к обеду и, возможно, опоздаю к ужину.
— Вы подробно рассказали, что собираетесь делать?
— Я сказал только, что поеду на ярмарку в Амбасе, где меня ждали клиенты, и что нужно кое-что отремонтировать в Болин-сюр-Сьевр.
— Далековато от вас, не правда ли?
— Болин находится всего в тридцати пяти километрах от Сен-Жюстена, а я уже начал расширять круг своих клиентов.
— Вы знали уже тогда, что это неправда?
— Это не было полной ложью.
— В семь часов вы поднялись наверх разбудить дочь. Вы часто это делали?
— Почти каждое утро. Я будил ее перед тем, как приступить к утреннему туалету.
— Вы выбрали свой лучший синий костюм, который надевали по воскресеньям.
— Из-за моей встречи в Пуатье. Я должен был выглядеть респектабельно в глазах Гарсиа.
— Мы поговорим о нем позже. Когда вы спустились, ваша дочь была на кухне и собиралась в школу. Перед тем как отправиться в Амбас и Болин-сюр-Сьевр, вы должны были заехать на почту и на вокзал, где вас ждала посылка.
— Да, поршень, который я заказал для моего клиента из Болина.
Два-три раза он машинально взглянул на пустой стул перед столом следователя, и Дьем в конце концов догадался, что на прошлой неделе там сидела Андре.
Этот совершенно обыкновенный стул, который так и стоял там с пятницы, казалось, раздражал Тони, и следователь, расхаживая по кабинету, переставил его к стене.
— Вы предложили дочке отвезти ее в школу на грузовичке.
— Да.
— Это было исключением из правил? Была ли у вас причина быть особенно нежным с ней в то утро?
— Нет.
— Вы спросили у жены, надо ли что-нибудь купить в деревне?
— Нет. Я говорил об этом инспектору. Я уже вышел на крыльцо, когда Жизель меня окликнула: «Ты не мог бы зайти в бакалейную лавку купить килограмм сахара и два пакета стирального порошка? Тогда мне не нужно будет одеваться». Это ее точные слова.
— Такое бывало часто?
Так ли уж необходимо вновь обсуждать все детали их хозяйства? Он уже говорил об этом с Мани. Как и в любой семье, почти каждый день приходилось что-нибудь покупать, например, у мясника или колбасника. Но Жизель старалась не посылать его в эти лавки, потому что там почти всегда приходилось ждать.
— Это не мужское дело, — говорила она.
В ту среду ей хотелось поскорее начать гладить. Накануне они ели жаркое, и его хватило бы на обед, поэтому за мясом идти было не нужно, значит, покупки можно сделать только в одной лавке.
— Следовательно, вы уехали вместе с дочерью.
Он словно вновь увидел в зеркальце Жизель, как она стояла на крыльце, вытирая руки о фартук.
— Вы отвезли Мариан в школу и поехали на почту. Дальше?
— Я поехал в бакалейную лавку.
— Сколько времени вы там не появлялись?
— Наверное, месяца два.
— Вы не заходили туда после получения того письма, где было всего лишь два слова: «Теперь ты»?
— Нет.
— Вы были взволнованы, месье Фальконе?
— Нет. Мне просто не хотелось встречаться с Андре, особенно у всех на глазах.
— Вы боялись себя выдать?
— Я чувствовал себя не в своей тарелке.
— Кто был в лавке, когда вы вошли?
— Я помню, что там были какой-то мальчик, на которого я не обратил внимания, одна из сестер Молар и старуха, которую все зовут Поварешкой.
— Старая мадам Депьер была там?
— Я ее не видел.
— Вы дожидались своей очереди?
— Нет. Андре сразу меня спросила: «Что ты хочешь, Тони?»
— Она обслужила вас раньше других? И никто не протестовал?
— Это нормально. Почти везде мужчин обслуживают в первую очередь.
— «Килограмм сахара и два пакета стирального порошка».
— Она взяла все это с полок и сказала: «Подожди минуту. Я получила сливовый джем, который твоя жена спрашивала у меня еще две недели назад». Скрылась в подсобке и вернулась с банкой того джема, какой я обычно видел у себя дома.
— Ее долго не было?
— Не так чтобы очень.
— Минуту? Две?
— Мне показалось, недолго.
— Столько, сколько требуется, чтобы взять банку и принести ее в магазин? Или чтобы поискать ее среди нагромождения других товаров?
— Не могу сказать точно. Я не знаю.
