скомканные женские вещи и старинную скляницу с притертой крышкой.
– Жди здесь, – приказал Севергин.
Набрав воздуха, он снова нырнул на дно и ощупал дверцы шлюза. Между ржавыми челюстями шлюза, похожими на наковальни, Квит забил крупный камень, и этот булыжник мешал им сомкнуться. Сам же механизм был исправен. Егор вынырнул, чтобы отдышаться.
– Егор! Квит не шутил, сейчас рванет!
Егор молчал. Едва отдышавшись, он снова нырнул в водоворот.
Он на ощупь нашел и ухватил крупный булыжник: в воде камень почти утратил свой вес и подался довольно легко. Рев воды стих. Ржавые челюсти шлюза нехотя сомкнулись. Со скрипом отворился пол в колодце, и вода стала уходить, повинуясь старинной механике мастера Хея.
Вода, уже лизавшая подножие алтаря в подземном храме, потеряла ярость и схлынула в открывшиеся водосбросы.
Под вспышками фотокамер Геля перерезала шелковую ленточку в дверях «Целебного родника». Покусывая алчные губки, она энергично орудовала кольцами больших ножниц, словно стригла барашка, и золотое руно с шелестом и звоном падало к носкам ее туфелек. Спаленные зноем гости отирали шеи и лысины, нетерпеливо поглядывая внутрь прохладных залов, где был приготовлен фуршет. По блестящему, как лед, мраморному полу бежал пунцово-красный исполнительный директор. Его глаза не сразу находят Гелю, и он коротко нашептывает ей на ухо срочное донесение.
Тряся обесцвеченными кудряшками, Геля отказывается понимать простые слова. Это катастрофа! Подача воды внезапно прекратилась. Директор приказал включить аварийное водоснабжение, из городского водопровода. Кто же знал, что в эту самую минуту под напором атмосферных осадков в городе прорвет канализацию? Стоки просочились в городской водопровод, а уж оттуда по запасной ветке фекалии дошли до завода.
Геля почти в истерике дергает за рычаги и давит на все кнопки подряд. Воют аварийные системы пожаротушения. Жидкость с характерным запахом сточных вод наполняет бокалы, приготовленные для торжественного спича в честь господ устроителей.
Лучшие люди спешно покидают завод. Грузный Шпалера ретируется последним. Из толпы выскакивает девушка в кокошнике и пышном сарафане. Она с размаху дает пощечину мэру. Сотрудники милиции не успевают реагировать на обстановку в этот полный сюрпризов и неожиданностей день. Иностранец с рязанским лицом хватает «русскую красавицу» в охапку и усаживает в машину. Автомобиль срывается с места и исчезает среди общей сумятицы.
Плотникова, разгневанный владыка и пятнисто-розовый Шпалера торопливо направляются к вертолету и улетают под свист и улюлюканье толпы.
Святой родник под горой оживает и бурлит. Хрустальная влага быстро наполняет пересохшую старицу. Со всех сторон к роднику спешат люди. Они окунаются в хрустальную купель и ликуют, освеженные и радостные:
– Давно так водичка не шла, чистая, как слезка праведника!
Севергин нагнал Квита на выходе из пещер. Уверенный в своей безнаказанности, Квит, приплясывая, покидал подземелья. Егор со спины набросил петлю из гароты и сдавил горло Квита, тот даже не успел обернуться. Вцепившись пальцами в удавку, Борис сделал несколько резких бросков в стороны, но Егор только крепче закрутил узел. Квит осел и, скосив глаза, снизу смотрел на Севергина.
– Вставай с колен и топай разминировать... – Приказал Егор.
Два часа над городом бушевала небывалая гроза. Люди собрались в соборе, как в осадном стоянии, когда белые церковные своды были последним рубежом русской обороны.
– Видел я, – говорил Феодор, – стоят друг против друга два воинства. Одно – богатырей святорусских, другое – погань пустая. Но недолго нечисти хрюкать и поганить святую нашу землю. Погибнут они все, частью пожрав друг друга, иных сметет очистительный огонь. Воскреснет Русь при единомыслии, трезвости и чистоте каждого русича. Ныне сквозь единое сердце наше проходит тернистая межа. Делим мы Русское поле на куски и наделы. Своих чураемся, перед братьями возносимся, спорим о вере, позабыв, что у нас у всех одна святыня: Россия!
Россия – поприще битвы Правды с Ложью, Добра со Злом, суть Сердце Мира. Проходя ступень за ступенью, она раскрывает миру различные стороны своего божественного лика. Россия претерпевает и рассвет, и падение, могущество и поражение, страдания и величайшие победы, но сокровенная сущность ее неизменна.
Ныне мы делаем шаг к примирению, к высшему завету, к закону Совести и Любви, к русскому Златострую. Да будет так! Да свершится!
Над Забытью шумел очистительный ливень. Этот нежданный потоп и гроза вдвоем сотворили нечто мистическое, не поддающееся законам земным: на берегу, где величалось мраморными статуями и дворцовой роскошью только что отстроенное именье Плотниковой, бушевал пожар. Очевидцы утверждали, что в белокаменный чертог ударила громовая стрела, и несгораемый мрамор таял в огне, как подмокший сахар. Из полыхающих развалин взвилось огненное чудище. Неопознанный летающий объект пускал яркие лучи, наподобие лазерного шоу. Его засняли на мобильники и показали в вечерних новостях. Разлившаяся река укрыла пепелище и возвратила этому уголку его тихую сокровенную красоту.
К утру грозовое неистовство миновало. Рассвет в монастырском саду был нежен и тих. На влажной от росы скамейке сидели Богованя и схимник Феодор и беседовали тихо, по-братски. Да они и были родными братьями.
– А что, Федотка, пожалуй, пора косить, по росе коса рыбой плывет, – говорил садовник.
– Коси, Ванюша, да не забывай, что каждый росток, каждая травинка есть проповедь для того, кто способен ее понимать, – с улыбкой отвечал Феодор.
– Пришла пора укоротить проповедь, – усмехнулся Богованя и взмахнул косой.
– И то верно. Наступает время дел.
Многое изменилось в жизни Свято-Покровской обители в тот день, когда было открыто подлинное завещание Досифея и была прочитана «Золотая книга». Голос Феодора шевельнул вымирающий край. Из деревень, спившихся до последнего жителя, из разоренных безработицей опустелых поселков стекались в обитель те, в ком еще теплилось желание жить иной, чистой и цельной жизнью. Общинный труд и абсолютная кристальная трезвость стали условием приема в обитель. Всех будущих поселенцев Феодор исповедывал до самого первого, едва памятного греха, и в короткой проповеди указывал дальнейший путь. И люди, поначалу не понимая всех тонкостей нового учения – Русского Златоструя, верили в него, как в крепкий спасительный плот, где всякому здравому слову и чистой мысли, всякому доброму делу найдется подобающее место. С благословения Феодора в обители селились не только иноки и инокини, но и семейные миряне. Старец Феодор принял опеку над детским домом. Семейные быстро разобрали по домам сирот. Обитель наполнилась детскими голосами, зацвела и ожила. Дети и стали главной святыней, словно ради них и был воздвигнут остов «корабля будущего». Как-то невзначай его стали называть Ковчегом, столь много оказалось в нем разнообразной живности. Следом за людьми прибились к Ковчегу лошади, коровы, гуси, куры, собаки и кошки. Со скоморохом, последним Петрушкой России, пришел ученый медведь.
До Покрова насельники Ковчега успели вспахать поля и засеять озимые. Волны разбуженной пашни вокруг Корабля ожидали вешнего посева. Всем миром отстроили школу, поначалу деревянную, похожую на дощатый, изготовленный к спуску корабль. День воспитанников Ковчега начинался с молитвы и купания в святом источнике, потом – занятия по программе классической гимназии, закаливание, спортивные состязания, рукоделия, ремесла, уроки музыки и конная выездка. Вскоре был сформирован и кадетский корпус. Стараниями благотворителей отстроились великолепная библиотека, художественная галерея и учебные музеи.
Язычники-родоверы долго не решались переступить порог обители и поначалу настороженно наблюдали за жизнью Ковчега. Древние ведические святыни уже давно и прочно вошли в православный обряд, но родоверам еще предстояло открыть в себе это новое понимание. Так, с самого основания Покровского собора на женской половине храма, слева от «царских врат», стоял резной крест, покрытый славянской вязью, украшенный лентами и шитыми полотенцами. Концы перекладин были выточены в виде ладоней, словно сама языческая Макошь, ткачея и пряха, благословляла народ.
В нишах ворот светились лики русских святых Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Вещая дева Досифея молила о схождении вод. Густые леса окружали святых, смиренные звери охраняли их молитву, их образы с великим тщанием и любовью написал инок Иоиль.
Ободренные и растроганные гости и любопытствующие не спешили покидать Ковчег, многие оставались в обители на день-другой и, не в силах разорвать притяжение этой новой, рожденной в сердце веры, оставались при обители трудниками, строителями, учителями и воспитателями. Энергия духа, сила любви и вера в высокое назначение России переливались в детей Ковчега. Воспитанные как праведные воины, обученные вдохновенными учителями, они в свой срок возглавят элиту страны и уверенно выведут русский корабль в море грядущего.
В маленькой часовне на склоне Велесова холма день и ночь лилась неусыпная молитва. Она укрывала Ковчег от внешних напастей, и обители не нужно было другой охраны или защиты. Монахи и монахини вместе правили службы в соборе, и глуховатому баску иерея отвечал высокий голос диаконессы. К следующему Новолетию отец Феодор благословил открытие женской
