сошла в Хэмптоне. И если он, предварительно убедившись, что официантка не смотрит в его сторону, опять повернулся лицом в глубь кабины и глотнул из бутылки, то, честное слово, лишь в надежде унять дрожь в руках и коленях. Перед тем как выйти из кабины, он — его же не мог никто услышать! — даже позвал вполголоса:
— Ненси!
Он не представлял, что делать дальше. Если бы хоть знать, как называется место, где жена покинула его!
Перед его глазами ожил и бар, и особенно тот, похожий на него, Стива, пьяный блондин, которого он именовал братом. В такие минуты подобные вещи просто не могут не вспомниться. Он видел также участок дороги до пережрестка, пустырь, где, кажется, различал фабричные строения. Это было где-то не доезжая Провиденса, но потом Стив столько раз брал в объезд, что уже не мог сказать, сколько туда — двадцать или пятьдесят миль.
Тогда он не обращал внимания на дорожные указатели!
Вселенная представлялась ему бесконечной автострадой, по которой мимо красных и синих огней баров стремительно несутся сорок пять миллионов автомобилей. Это его ночь — убежденно рычал он.
— Плохие новости?
Он вернулся, сел на свое место и посмотрел на официантку глазами потерянного ребенка. Она больше не улыбалась. Стив догадался, что она сочувствует ему. И, смущенный тем, что доверяется молоденькой незнакомой девушке, выдавил:
— Жена.
— Несчастный случай?
— Не знаю. Пытаюсь выяснить. А ответить толком никто не может.
— Где это произошло?
— Тоже не знаю. Не знаю даже, что произошло.
Вчера вечером мы в хорошем настроении выехали из Нью-Йорка за детьми в Мэн. Где-то, почему — не важно, жена решила ехать дальше автобусом. — Он опустил голову и не заметил, что взгляд официантки стал пристальнее.
— Вы видели, как она села в автобус?
— Нет. Я был в баре метрах в пятистах от перекрестка.
Он больше не стеснялся. Ему просто необходимо поделиться с кем-либо.
— Как называется место — не помните?
— Нет.
Она понимала причину его забывчивости, но это было ему безразлично. Если бы сейчас от него потребовали публичного покаяния, он не задумываясь принес бы его немедленно.
— Это было в Коннектикуте?
— Во всяком случае, до Провиденса. Я, наверно, на всю жизнь возненавижу этот город. Я много часов кружил вокруг него.
— В какое время ночи?
Он беспомощно пожал плечами.
— Ваша жена — светлая шатенка, на ней зеленый костюм и замшевые туфли того же цвета?
Он так стремительно вскинул голову, что у него заломило в затылке.
— Откуда вы знаете?
Она достала из-за стойки местную газету, а он, протянув за ней руку, опрокинул чашку с кофе, которая упала на пол и разбилась.
— Пустяки.
И тут же, чтобы успокоить его, официантка добавила:
— Она жива. И вне всякой опасности, если, конечно, тут пишут о ней.
Самое удивительное, что четверть часа тому назад в гараже он видел грузовичок, с которым прибыли бостонские газеты, хотел купить одну, а потом забыл.
— Вот здесь, на последней полосе, — сказала официантка, наклонившись над ним. — Там печатают последние известия за ночь.
Коротенькая заметка была озаглавлена: «Неизвестная женщина — жертва покушения на шоссе».
V
«Около часа ночи у дороги № 3, вблизи поворота на Пенничак, найдена без чувств женщина лет тридцати.
Судя по изорванной одежде и ране на голове, она подверглась нападению. Ее доставили в больницу Уотерли, но дать показания она пока не в силах. Состояние удовлетворительное.
Приметы: рост 1 м 65 см, кожа светлая; зеленый костюм и замшевые туфли того же, но более темного цвета, приобретены в универсальном магазине на Пятой авеню в Нью-Йорке. Сумочки на месте преступления не обнаружено».
Девушке пришлось отойти от стойки, чтобы обслужить пожилую чету, подъехавшую в открытом кадиллаке. Мужчина лет семидесяти держался очень прямо. Загорелое от пребывания на свежем воздухе лицо, белый шерстяной костюм и бледно-голубой галстук, седые, шелковистые, как у жены, волосы. Спокойные, улыбающиеся, оба вели себя в кафетерии с такой же утонченностью, как в салоне: изысканно вежливо обращались к официантке, оказывали друг другу знаки внимания. Так и хотелось представить их себе в просторном загородном доме, окруженном безупречно подстриженными «лужайками; они покинули его, чтобы навестить внуков: в пакетах, громоздившихся на обтянутом красной кожей сиденье машины, явно лежали игрушки. Прожив лет тридцать — тридцать пять вместе, они не разучились влюбленно улыбаться друг другу и соперничать во взаимной заботливости.
Стив, опустив газету на колени, даже не заметил, что пристально разглядывает эту пару, пока официантка, записав заказ в блокнот, не вернулась к нему. Ему нечего было ей сказать. Ему нечего было сказать кому бы то ни было, кроме Ненси. Ему нужно одно: чтобы кто-нибудь поддержал его хотя бы дружеским взглядом, и он ждал девушку, оправдывая себя тем, что у него нет мелочи для телефона.
Когда официантка поставила бекон на плитку для подогрева, он тихо пояснил:
— Это про мою жену.
— Я так и подумала.
— Еще раз разменяете?
Он протянул два доллара, и она дала ему пригоршню десятицентовиков.
— Выпейте сначала кофе. Налить горячего?
— Благодарю.
Кофе он выпил, скорее, из признательности, чтобы доставить ей удовольствие, затем направился в кабину и закрылся.
Телефонистка, еще ничего не слышавшая, узнала его по голосу и удивилась:
— Опять вы? Этак и разориться недолго!
— Дайте больницу Уотерли в Род-Айленде.
— Кто-нибудь заболел?
— Жена.
— Извините ради Бога.
— Не за что.
Он слышал, как она говорит:
— Алло! Провидено?.. Дайте больницу Уотерли… Поживей, милочка, это крайне срочно.
Ожидая соединения, телефонистка вновь обратилась к нему:
— Несчастный случай? Это ее вы пытались найти в Мэне?
— Да.
— Алло! Больница?.. Не вещайте трубку.
Он не обдумал, с чего начать. Все было так непривычно, что он поневоле терялся.
— Я хотел бы поговорить с миссис Хоген, миссис Ненси Хоген.
Он повторил фамилию по буквам, дежурная повторила в свой черед и кого-то спросила:
— Ты ее знаешь? В списках такой нет.
