Хармон сердито глянул на обтекаемый корпус Икс-Эн-935, блестящий на солнце, который наконец выкарабкался из-за зубчатой скалы. — Вы, детки из Высших Семей, счастливчики — катаетесь на таких корабликах. Не думаю, что ты сможешь уговорить этого капсульника…
— Сомневаюсь, — оборвал его Блэйз.
Хармон фыркнул.
— А чего тут сомневаться? Я ведь видел, как ты выскочил оттуда, крича и оглядываясь, и как следом за тобой вывалились твои шмотки. Это было красиво. Ну, не суть. Следующий рейсовик ПТП может прийти со дня на день. А когда он придет, мое новое назначение уже будет готово. — Он лениво потянулся, сделал хороший глоток из стоящей рядом бутылки и довольно выдохнул. — Полагаю, я заслужил славное длительное путешествие на Центральные Миры, местечко в симпатичном офисном небоскребе с кондиционерами и сервами, без всякой необходимости обращать внимание на гребаную природу, если только не приспичит полюбоваться ею в окошко. Садись, Мадейра-и-Перес, и не надо выглядеть так жалостно. Отсиди тут свои пять лет, и, может, вернешься обратно к цивилизации. Тебе повезло, что ты прилетел тогда, когда прилетел.
— Повезло? — Солнце уже поднялось над скалой, и на столовой горе было жарко. Блэйз поставил в тень навеса ту из своих коробок, что была побольше, и уселся на нее.
— Конечно. Сегодня в зоопарке день кормления. Я покажу тебе настоящее шоу — точнее, люси покажут. — Хармон снова повел рукой, на этот раз словно бы предлагая камням, разбросанным по краям посадочной площадки, приблизиться. Блэйз потрясенно смотрел, как ломкие куски породы отделяются и катятся по плоской вершине столовой горы, дергаясь, словно безумные марионетки, сделанные из камня и проволоки. Странные костюмы… да нет же, эти существа голые; то, что он видит, — это их кожа!
— Эге-гей! Жрать пора! Ого-го! — завывал Хармон, одновременно дергая шнур, протянутый вдоль стены сборного домика. Один из мешков, нависающий над илистым водоемом, открылся, и буровато-серые брикеты рациона посыпались вниз, падая в грязь.
Люси подковыляли к краю площадки и начали сползать в болотистое море, цепляясь пальцами рук и ног за расщелины в камне. Успевшие спуститься первыми набросились на пайки так, словно встретили давно утерянную любовь; слезающие следом плюхались им на головы, беспорядочно размахивая конечностями и извиваясь, чтобы добраться до грязной кучки брикетов.
Блэйз ощутил сквозь подошвы обуви странную вибрацию.
— Смотри! — взревел Хармон. Блэйз подскочил, и Хармон хихикнул.
— Извини, парень, что напугал тебя. Ты бы, наверное, не захотел пропускать второе крупное шоу на Ангалии. — Он указал куда-то на запад.
Казалось, черта горизонта в той стороне движется. Это была стена воды. Нет, грязи. Нет… Блэйз пытался подыскать правильное слово и нашел только то, которое пришло ему в голову, когда он впервые увидел это место: жижа.
Люси не обратили никакого внимания на крик Хармона, как будто были глухими, однако что-то — возможно, та же вибрация, которую почувствовал Блэйз, — насторожило тех, кто плавал в болоте. Они принялись карабкаться по склонам столовой горы, держа брикеты в пальцах и в зубах. Последний из люси выбрался наверх лишь за миг до того, как накатывающийся вал жижи ударился о гору.
Вся отчаянная, яростная драка за рационы происходила в полном молчании. И теперь, менее чем через три минуты, все закончилось. Столовая гора была окружена чавкающим, склизким прибоем. И, пока Блэйз смотрел, жижа начала отступать назад, стекая по склонам горы, пока не превратилась в точно такую же скучную болотину, с лужицами и булькающими пузырями, ничем не отличающуюся от той, которая предстала глазам Блэйза по прибытии.
— Маленькая она какая-то была, — с сожалением вздохнул Хармон. — Ну что ж, скорее всего, до того, как ты улетишь, тут будут волнушки и побольше. Обязательно будут, если говорить точнее.
В ответ на вопросы Блэйза он без особого интереса объяснил, что неустойчивые климатические условия Ангалии создают в горах, окружающих этот центральный водоем, постоянно движущийся грозовой фронт. Если гроза некоторое время стоит на одном месте, то дождевой поток превращается в такой вот спонтанный прилив, который несется по равнине, захватывая по мере своего прохождения грязь и ил и сметая все, у чего хватает дурости остаться у него на пути.
— Терраформирование, — пробормотал Блэйз. — Дамбы, чтобы удержать дождевую воду и медленно высвобождать ее…
— Дорого, да и кому это нужно? Здесь нет ничего, что окупило бы вклад. И кроме того, — пояснил Хармон, — это забавно. Я точно знаю, что здесь особо больше не на что посмотреть!
Из дальнейшего разговора Блэйз понял, что одним из развлечений Хармона были попытки предсказать грязевой прилив, так, чтобы приступать к кормлению туземцев как раз перед этим, заставляя их сперва сражаться друг с другом за пайки, а потом спасать свою жизнь, удирая от мутной волны.
— Ну разве не адские твари? — риторически спросил Хармон, глядя, как аборигены карабкаются по горным склонам. Некоторые тащили по несколько брикетов, чтобы съесть попозже, некоторые продолжали дожевывать то, что оставалось во рту. — Ты когда-нибудь таких видел?
— Никогда, — признал Блэйз. «Может быть, эти… эти люси голодают? Не поэтому ли на них кожа так висит? Или это их нормальный вид? И как этот жирный урод может подвергать их такому унижению ради собственной забавы?»
— Я знаю, о чем ты думаешь, Портвейн-и-Мэдок, — заявил толстяк, — но погоди, пока просидишь тут шесть месяцев. Тогда ты точно забудешь все правила ПТП насчет уважения к достоинству аборигенов и прочую чушь. У клятых люси вообще нет достоинства, которое можно было бы уважать. Это просто стадо животных. Никакого развитого сельского хозяйства, ни одежды, ни даже языка.
— Ни вранья, — прокомментировал Блэйз.
— Что? — На несколько секунд взгляд Хармона стал испуганным, но потом толстяк весело захихикал. — Точняк. Нет языка — нет и вранья, можешь им так и сказать! Но они не люди, юный мой Кларет-Мэдок. Вся эта операция — сплошная трата ресурсов, и все из-за ошибки какого-то бумагомараки. Только поощряет этих овощеголовых плодить больше мелких овощат. Мы должны смыться отсюда, и пусть себе голодают, вот что я думаю.
— Может быть, их можно обучить работать на шахте? — предположил Блэйз.
Хармон фыркнул.
— Ну да, конечно. Я слышал, что в старые времена некоторые узники развлекались, пытаясь научить своих ручных крыс бегать по поручениям. У тебя это скорее получится, чем научить чему-либо люси. Говорю тебе, парень, на Ангалии только три развлечения: время кормежки люси, мое время для выпивки и компьютерные игры. И я прошел каждый чертов уровень «Лабиринта Минотавра» столько раз, что уже и смотреть на него не могу.
Блэйз ощупал свой карман. Кристалл данных с записанным на него пари был не единственным, что он скопировал с компьютера Нансии.
— А ваш компьютер…
— Теперь он твой, Саке-Амонтильядо, — перебил его Хармон, весело рыгнув. — Собственность ПТП.
— А у него хватает памяти и графических возможностей, чтобы запустить «Разбросанных»? Потому что, — Блэйз ухмыльнулся, — я недавно случайно раздобыл копию последней версии. Предварительный релиз — его пока нет в продаже даже на Центральном. — Он подмигнул Хармону.
— Вот как! — Хармон поднялся. — Пошли внутрь, Коньяк-Самогон. Скоротаем время за маленькой дружеской игрушкой, пока за мной не придет транспорт. — Он почесал голую грудь и посмотрел на Блэйза. Лицо толстяка выражало что-то похожее на задумчивость. — Нужно, однако, сделать ставки. Скучно играть на «просто так».
— Я тоже так считаю, — согласился Блэйз. — Ведите.
Пять дней спустя, точно по расписанию, транспорт ПТП сел на Ангалии, чтобы выгрузить новые припасы и забрать инспектора 11-го ранга Хармона. Ему предстояло путешествие к месту нового назначения — полет протяженностью в несколько месяцев на корабле с обычным ФТЛ-двигателем. Блэйз остался на планете вместе с люси и своим выигрышем: двумя контейнерами, наполовину заполненными бутылками с «сапфировым льдом», собственноручно сплетенной инспектором Хармоном шляпой из пальмовых листьев и
