«Линдас» и все? Я вытряхнул все содержимое на помост и с ненавистью пнул чемодан. Легкий ветерок подхватил немятую бумагу и, играя разноцветными листками, поволок всю кучу в воду... Купюры разлетались и медленно флотировали вдоль деревни в сторону Средиземного моря. Жителям тростникового рая они были не нужны, даже в качестве туалетной бумаги.
Самарин вернулся вместе с Дионой. Едва взбежав на помост, она сразу догадалась о причинах моего отчаяния. Решительно взяв мою руку, она прошептала:
– Керлехин, нам надо спешить. Если через месяц не будет активизирован пароль, «небесные врата» самоликвидируются. Но если Абадор первым доберется до Летающего города и воспользуется «царским ключом», кодовое устройство будет заблокировано и тогда снова – самоликвидация. Изобретатель сделал все, чтобы город не попал в чужие руки.
– Не понял: значит «царский ключ» – фальшивка?
– Нет, но он действует только в сочетании с «царской печатью», а этого Абадор не знает.
– А где же печать?
– Она на моей руке.
Диона глазами показала на перстень Индигерды.
– Не стоит так горячиться, молодой человек, – сердито выговаривал Самарин, выуживая застрявшие в тростниках денежные купюры. – Они вам еще понадобятся, не знаю, что вы собирались найти в этом злополучном чемоданчике, но я бы не стал сорить средствами перед дальней дорогой. Я кое-что успел сделать для вас. Есть паспорта и визы, но не советую лететь самолетом. Я предлагаю вам круизный маршрут из Александрии. Долго, дорого, зато интересно и никакого досмотра.
Через день мы отплыли на огромном туристическом лайнере «Джосер». Александрия, Мальта, Тунис, Неаполь – головокружительный круиз по Средиземному морю. В Италии нам предстояло покинуть лайнер и пересесть на чартерный рейс до Петербурга. Самарин предупредил, что незаметно въехать в Россию, просочиться сквозь паспортный контроль и таможенные терминалы мы не сможем. Слежка возможна уже в зале аэропорта. В моем нагрудном кармане, завернутая в батист и фольгу, лежала «реликвия». Я знал, что ради этого клочка древнего холста с капельками засохшей крови Абадор пойдет на многое. Я постараюсь обыграть его на собственном поле. Я сам назначу ему рандеву.
– Петербург, Петербург... Я еще не хочу умирать! – Ляга пьяно рыдал на моем плече.
– Кто же знал, что наши детские игры зайдут так далеко.
– Да, вляпались, что называется «не по-детски». Но я не за свою шкуру трясусь. Ты пойми: мои самые сокровенные вещи еще не написаны. Герои, которые станут родными в каждом русском доме, еще не родились. Но они уже толкаются во мне. Мама, я беременный... славой...
– Ляга, роженица ты моя милая, прости, что подставил тебя. Зато у тебя будет шанс пережить все, что ты так ярко живописал в своих детективах. А это дорогого стоит. Представь, что снимается триллер по твоему сценарию и ты в главной роли.
– Да, «сыграй». Бутузить-то будут по-настоящему, по живому.
– Ну не доводи до смертоубийства. Изобрази испуг и покорность, выторгуй жизнь. «Черные псы Дианы» не знают жалости: не сопротивляйся, подробно расскажи им, где нас искать. Это будет последний и решительный бой. Не ври и не рискуй: я знаю твою верность и дружбу. Вот наш примерный маршрут: от Москвы до Вологды, «а Вологда – она вона где»! А затем по северной дороженьке на Воркуту и Лабытнанги, а там прямиком через горы в тундру, к берегам Молочного моря... А твой лучший роман еще впереди. Я оставлю тебе мои записки, я начал писать их в круизе от скуки, оттого и начало такое занудное получилось. А вот конец я доскажу тебе при следующей встрече.
Ляга немного успокоился и, всхлипывая, принялся готовить ужин. Диона, измученная долгим перелетом, очередями и тряской, уже второй час плескалась в ванне.
– Сашка, взгляни на эти папки. Ты хорошо знаешь английский, скажи, что-нибудь можно выудить из этой галиматьи?
– Да, любопытно! Надо посовещаться с бойцами невидимого фронта. Роуминг нам поможет!
До глубокой ночи Ляга горбился за клавиатурой ноутбука. Его лицо, подсвеченное всполохами призрачного пламени, было решительно и вдохновенно, словно он дописывал великолепный финал своего самого блестящего романа.
– Ого, да это просто подарок хакеру. Здесь имеются пароли доступа к секретным серверам, адреса всех сайтов. Устроим им «хрустальную ночь», вдарим ботами! – бормотал Ляга. – Сейчас мы это дельце на форуме обтяпаем!
Я изредка засыпал, отключался, и едва открывал глаза, Ляга спешно пересказывал мне сводки электронных боевых действий.
– Наши «грузчики» запустили им «Безумную Грету». Это новейший вирус, настоящая чума. За несколько секунд самый мощный сервер дохнет как таракан от «Комбата». В ноль часов ноль минут по местному времени «фабрика смерти» содрогнулась от наших ударов. Мгновенно отключилось электрическое питание и подача воды. Через пять минут суперкомпьютер «Линдаса» взорвался, как примус. Самопроизвольный пожар вспыхнул одновременно на всех этажах. Мы едва успели блокировать системы пожарной безопасности. Сейчас там вовсю полыхает. Часа через четыре на месте концерна останутся пылающие головешки. Это будет наша месть. Пусть теперь этот бесяра попляшет на сковородке у своих хозяев. И подновлять стареющую плоть будет негде. Уже через полгода этот холеный перец превратится в страшилу Вия...
Сквозь видения очистительного пламени я вспомнил Лину.
Возбужденный, как викинг, испивший мухоморной браги, Ляга колотил по разболтанной скрипучей «клаве».
– Эти молодчики уверены, что задрали подол курносой Расее-маме! Р-р-рановато празднуете!
Я мялся и медлил, может быть, он все еще вспоминал по ночам свою адскую Лину, такие женщины способны пропахать глубокий след в сердце и памяти.
– Ляга, Полина погибла. Сгорела на моих глазах.
Ляга остановил бешеный танец по клавишам и долго тер глаза сжатыми кулаками, словно он ожег их мертвенным свечением. Голос его был похож на стон:
– Она любила шутить с огнем...
Мы уезжали из Петербурга тихим сереньким вечером, чтобы проснуться уже в Вологде. Потом пересадка и почти два дня вагонной тряски до Чума и Лабытнанги, еще час на вертолете до самого дальнего стойбища и большой пеший переход в самое сердце тундры.
Летние становища иле были разбросаны у берегов Карского моря, и я был уверен, что Оэлен услышит меня и придет. Мы встретились с ним в долине среди невысоких гор и непроходимых болотистых хлябей, там, где простились около года назад. На выгоне, ожидая нас, паслись ездовые олени. Два дня мы шли на север, пробираясь по узким перешейкам меж илистых ледниковых озер. На одном из них Оэлен показал нам остров Мертвых, сложенный из оленьих рогов. На его берегу я оставил бусы Тайры.
Несколько дней наш маленький отряд бросками рвался к побережью. На местах дневок Оэлен раскидывал походный чум, варил в котелке рыбу, Диона собирала ягоды, прихваченные первым морозом. Она не могла привыкнуть к походной пище и лишь пробовала из котелка, чтобы не обидеть Оэлена. С каждой ночью становилось все холоднее. Изредка над нами кружили вертолеты, но Оэлен успевал укрыть нас. По мере приближения к заветной точке вертолетная слежка с «материка» становилась все неотступнее. Значит, Ляга волей-неволей выполнил мою просьбу и Абадор знал, где нас искать. Этот вечный скиталец и Рыцарь тьмы уже давно и крепко держал в лапах крошечный земной шарик, перебрасывая его с ладони на ладонь, как стынущий колобок.
До активизации пароля оставалось двое суток. Может быть, уже завтра мы один на один столкнемся с бешеной сворой, вооруженные лишь ржавой острогой да шаманским искусством. Но моя Царица верила в меня, и это женское свойство издревле рождало отвагу в неискушенных мужских сердцах.
За эти дни она стала еще тоньше, осенний моросящий дождь и ранний снег смыли с нее нильский загар. Я изредка брал ее запястье, чтобы проверить пульс. На самом деле я ловил чуткое и нервное биение ее жизни. И эта жизнь была моей реликвией, моей панагией. Я с тревогой вглядывался в ее запавшие глаза, бездонные и темные на исхудавшем лице. Я видел, что она одинаково готова и к счастью, и к страданию, но внешне абсолютно спокойна. Ее благородная стойкость и отсутствие чисто женской истерии во время тяжелого и почти безнадежного перехода были высшими признаками ее касты, ее истинно «арийского» происхождения. В любом случае, через день-другой я терял ее навсегда, поэтому берег каждую минуту ее близости.
С моря надвинулись тучи, рванули ветра, закрутили снежные бури. Вертолеты потеряли нас.
Оэлен выбрал место для стоянки с подветренной стороны скалистой гряды. Пока мы ставили чум, мокрый северный ветер дважды срывал шкуры с каркаса. Едва мы укрылись за ледяными, промерзшими шкурами, взревел ураган, потом по туго натянутому пологу забарабанил ледяной град, и вновь пошел дождь пополам с мокрым снегом.
Оэлен сидел у огня, задумчиво глядя в пламя, словно читал раскрытую огненную книгу. Дым костров шаманы считают дорогой в Верхнюю Тундру.
Я лежал рядом со спящей Дионой в меховом мешке-пологе и слушал ее сбивчивое дыхание. Мне не спалось. Я привстал на локте, вдыхая запах ее разогретого сном тела. Я мучительно захотел остаться с нею в дымных шкурах, в пляшущих бликах костра.
Оэлен, до этой минуты сидевший у камелька в сонном оцепенении, зашевелился, набросил малицу, подхватил мешок и выскочил из чума. Сквозь вой ветра было слышно, как он скликает оленей. Я выбежал следом за ним. С неба валил густой мокрый снег. Хлопья таяли на моих губах и раскрытой груди. Оэлен исчез.
Я набрал свежевыпавшего снега в котелок и повесил над очагом. В снеговой каше
