Он говорил непринужденнее, естественнее, чем в прошлый раз. Меньше боялся. Паузы стали более редкими.
— Что вы обо мне думаете?
— Разве вы меня об этом не спрашивали?
— Я имею в виду обо мне вообще. Не принимая во внимание улицу Попенкур.
— Думаю, что таких, как вы, десятки, сотни, тысячи.
— Большинство женаты, у них есть дети.
— А вы почему не женились? Из-за своего… недуга?
— Вы и в самом деле думаете так, как говорите?
— Да.
— Дословно?
— Да.
— Не могу вас понять. Комиссара полиции я представлял совсем другим.
— Комиссар полиции такой же человек, как все. Здесь, на набережной дез Орфевр, мы тоже отличаемся друг от друга.
— Вот чего я совсем не понимаю — того, что вы сказали мне в прошлый раз. Вы утверждали, что можете установить мою личность за сутки.
— Верно.
— Каким образом?
— Я вам отвечу, когда вы окажетесь передо мной.
— Так почему бы вам этого не сделать и не арестовать меня прямо сейчас?
— А если я спрошу, почему вы решились на убийство?
Наступила пауза, более тревожная, чем прежние; комиссар подумал, что, возможно, зашел слишком далеко.
— Алло! — забеспокоился он.
— Да…
— Я был слишком, резок, извините. Но правде нужно смотреть в лицо.
— Знаю… И, поверьте, пытаюсь. Может, вы думаете, я писал в газеты и звоню вам, потому что хочу поговорить о себе? Нет — потому что все это ложь!
— Что ложь?
— То, что думают люди. Вопросы, которые будут задавать мне в суде, если я туда попаду. Обвинительная речь прокурора. И даже, возможно — в наибольшей степени, речь моего адвоката.
— Вы заглядываете так далеко?
— Приходится.
— Думаете явиться с повинной?
— Вы же убеждены, что я так и сделаю, верно?
— Да.
— Полагаете, мне станет легче?
— Уверен.
— Меня запрут в камере и будут обращаться со мной, как… — Он не закончил фразу, и Мегрэ решил не перебивать.
— Не хочу вас больше задерживать. Вас ждет жена.
— Уверен, что она не беспокоится. Привыкла. Опять молчание. Казалось, незнакомец не решается порвать нить, связывающую его с другим человеком.
— Вы счастливы? — робко спросил он, словно этот вопрос неотвязно его преследовал.
— Относительно. Счастлив, насколько человек вообще может быть счастливым.
— А вот я с четырнадцати лет не был счастлив никогда — ни дня, ни часа, ни минуты, — произнес незнакомец и внезапно сменил тон:
— Благодарю.
Разговор прервался.
Во второй половине дня комиссар поднялся к следователю Пуаре.
— Дознание продвигается? — спросил тот с оттенком нетерпения, свойственного всем следователям.
— Практически закончено.
— Вы хотите сказать, что знаете убийцу?
— Сегодня утром он опять звонил.
— Кто же он?
Мегрэ достал из кармана увеличенную фотографию мужского лица в толпе, снятую на солнечной набережной Анжу.
— Этот молодой человек?
— Не так уж он молод. Ему лет тридцать.
— Вы его арестовали?
— Еще нет.
— Где он живет?
— Я не знаю ни его фамилии, ни адреса. Если я опубликую этот снимок, люди, которые видятся с ним ежедневно, — коллеги, привратница, кто-нибудь еще, — узнают его и не замедлят мне сообщить.
— Почему же вы этого не делаете?
— Этот вопрос беспокоит и меня; сам убийца вторично задал мне его сегодня утром.
— Он звонил вам и раньше?
— Да, в субботу.
— Вы отдаете себе отчет, комиссар, в ответственности, которую на себя берете? К тому же, косвенно, ее несу и я, раз увидел его фотографию. Не нравится мне это…
— Мне тоже. Но только если я поспешу, он скорее всего не даст себя арестовать и покончит с собой.
— Опасаетесь самоубийства?
— Терять ему особенно нечего, как по-вашему?
— Задерживают сотни преступников, а тех, что покушаются на свою жизнь, можно сосчитать по пальцам.
— А если он все-таки относится к последним?
— В газеты он еще что-нибудь писал?
— Вчера вечером или ночью в почтовый ящик одной из редакций бросили письмо.
— Мне кажется, эта мания достаточно изучена. Насколько я помню лекции по криминологии, так обычно поступают параноики.
— По мнению психиатров, да.
— Вы с ними не согласны?
— У меня недостаточно знаний, чтобы спорить с ними. Единственная разница между ними и мной заключается в том, что я не делю людей на категории.
— Но ведь это необходимо.
— Необходимо для чего?
— Чтобы судить их, например.
— Судить — не моя задача.
— Не зря меня предупреждали, что у вас трудный характер. — Следователь произнес это с легкой улыбкой, хотя в душе вовсе не улыбался. — Хотите сделку? Сегодня понедельник… Скажем, в среду, в это же время…
— Слушаю вас.
— Если к этому времени он не будет за решеткой, вы разошлете снимки в газеты.
— Вы в самом деле на этом настаиваете?
— Я предоставляю вам отсрочку, которую считаю достаточной.
— Благодарю вас.
