четвертого и пятого убийств.
— Устал? — спросила мадам Мегрэ, открывая дверь в тот самый момент, когда ее муж только ступил на площадку.
— Жарко.
— По-прежнему ничего?
— Ничего.
— Только что по радио я слышала о какой-то суматохе на набережной Орфевр.
— Уже?
— Предполагают, что напали на след убийцы в восемнадцатом. Это правда?
— Более или менее.
— У вас есть зацепка?
— Ничего не знаю.
— Ты обедал?
— Да, полчаса тому назад.
Она не настаивала, и немного позже оба уже спали. Окно в спальню было открыто.
На следующий день комиссар вошел в кабинет в девять часов, времени читать газеты не оставалось. Он было собрался их просмотреть, как зазвонил телефон. Он сразу узнал своего собеседника.
— Мегрэ?
— Да, господин судья.
Это был Комельо, занимавшийся делом о пяти убийствах на Монмартре.
— Это все правда?
— Что вы имеете в виду?
— То, что написано в утренних газетах.
— Я их еще не видел.
— Вы произвели арест?
— Нет, насколько я знаю.
— Я предпочел бы, чтобы вы сейчас же пришли ко мне.
— Охотно, господин судья.
Во время разговора вошел Люка. Он понял гримасу комиссара, когда тот сказал:
— Скажи шефу, что я во Дворце и, наверное, не вернусь вовремя для доклада.
Он пошел тем же путем, что вчера шли Лоньон, Люка и таинственный посетитель уголовной полиции, человек со шляпой перед лицом. В коридоре служащие суда, жандармы приветствовали его, обвиняемые и свидетели, ожидавшие приема, кивали головой.
— Входите. Читайте.
От Комельо можно ожидать всего. Он был взвинчен. Его усики дрожали от возмущения.
Один заголовок гласил:
«Поймает ли наконец полиция убийцу?»
Другой:
«Тревога на набережной Орфевр. Это маньяк Монмартра?»
— Должен вам заметить, комиссар, что вчера в четыре часа дня я был здесь, в своем кабинете. Я был здесь и в пять, и в шесть часов. Я не уходил, занимаясь делами, до без десяти семь. Потом меня можно было найти дома, куда вы могли бы позвонить, затем у друзей, тем более что я оставил их адрес своей прислуге.
Мегрэ слушал почтительно, не шевелясь.
— Когда случается что-нибудь важное…
Подняв голову, комиссар пробормотал:
— Ничего важного не произошло.
Комельо, которому трудно было уже остановиться, резко ударил газетами по руке.
— А это? Вы хотите сказать, что все это выдумали журналисты?
— Предположения.
— Другими словами, ничего не произошло, а есть журналисты, которые предполагают о неизвестном, доставленном в ваш кабинет, и которого допрашивали в течение шести часов, и которого вы потом доставили в Сурисьер, и которого…
— Я никого не допрашивал, господин судья. Комельо, казалось, был потрясен, ничего не понимал:
— Вам следует объяснить, в чем дело, чтобы я, в свою очередь, мог доложить генеральному прокурору. Он первым делом позвонил мне…
— Некто вчера в обществе двух инспекторов пришел навестить меня.
— Это тот, кого задержали инспектора?
— Речь идет о дружеском визите.
— Именно поэтому этот человек скрывал свое лицо под шляпой?
Комельо показал на фотографию, напечатанную на первых полосах газет.
— Должно быть, случайность, механическое движение. Мы мило беседовали…
— В течение шести часов?
— Время быстро летит.
— Вы заказывали бутерброды и пиво.
— Так точно, господин судья. Снова удар газетами по руке.
— Я достаточно хорошо информирован о ваших делах?
— Несомненно.
— Кто этот человек?
— Прекрасный малый по имени Мазет. Пьер Мазет, работал у меня двенадцать лет и вот приехал сдавать экзамены. Для быстрого продвижения или от несчастной любви он попросился в Экваториальную Африку, где и прожил пять лет.
Комельо, совсем запутавшись, смотрел на Мегрэ, нахмурив брови, думая, уж не насмехается над ним комиссар.
— Ему пришлось покинуть Африку из-за лихорадки: врачи посоветовали вернуться. Когда он поправится, он, возможно, вернется в уголовную полицию.
— И все это вы инсценировали, чтобы журналисты уверились, что что-то происходит?
Мегрэ подошел к двери, убедился, что никто не подслушивает.
— Да, господин судья, — сказал он наконец. — Мне нужен был человек с неброскими приметами или человек, неизвестный ни полиции, ни прессе. Бедняга Мазет сильно изменился за это время службы в Африке. Вы понимаете?
— Не очень.
— Я ничего не сказал прессе. Я не проронил ни слова о том, что этот визит имеет какое-нибудь отношение к убийствам на Монмартре.
— Но вы не отрицали.
— Я повторил, что не могу ничего сказать, и это было правдой.
— И вот результат! — воскликнул судья, показывая на газеты.
— Именно такой результат я и хотел получить.
— Без моего ведома, как обычно. Не посвятив меня…
— В конце концов, господин судья, зачем вам делить со мной ответственность?
— На что вы надеетесь?
Мегрэ, зажав трубку в зубах, с задумчивым видом раскурил ее и медленно произнес:
— Я еще не знаю, господин судья. Я просто надеюсь, что из этого что-нибудь выйдет.
Комельо совсем растерялся и теперь уставился на трубку Мегрэ, к которой никак не мог привыкнуть. Мегрэ был единственным человеком, курившим в его кабинете, и судья рассматривал это как своего рода вызов.
— Присаживайтесь, — произнес он наконец с сожалением.
И прежде чем сесть самому, он направился открыть окно.
Глава 2
