Байсеза спросила:
— А где его брат… ваш старший сын, Эмелин? Где он теперь? Лицо Эмелин помрачнело.
— Гарри ударился в бега пару лет назад. — Ясно, что такой поворот событий ее очень удручал. Раньше она ни разу об этом не упоминала. — Он обещал вернуться, но наверняка не вернется — никто не возвращается.
Джоз сказал:
— Мы боимся, что, если он вернется, то его арестуют.
— Год тому назад мэр Райс объявил амнистию. Если бы только Гарри прислал весточку!.. Если бы он вернулся хоть на один день!.. Я бы ему сказала, что ему больше нечего бояться.
Они еще немного поговорили на эту тему, и Байсеза постепенно начала понимать. Удариться в бега — это когда молодые чикагцы, рожденные на «Мире» и соблазненные той невероятной природой, в которой они оказались волею судьбы, решили бросить героическую борьбу своих родителей за выживание, за сохранение Чикаго и вообще оставили все их самоубийственные попытки построить новый город к югу от границы льдов. Они попросту уходили, исчезали либо во льдах, либо в зеленых прериях к югу от ледников.
— Говорят, что они живут, как эскимосы, — сказал Джоз. — Или как индейцы.
— Некоторые даже прихватывают из библиотек разные справочники, а из музеев экспонаты, чтобы с их помощью научиться выживанию, — горько повествовала Эмелин. — Вне всякого сомнения, большинство из этих идиотов сейчас уже мертвы.
Было ясно, что между матерью и сыном здесь нет единодушия. Возможно, Джоз тоже мечтал о том, чтобы удариться вслед за своим братом в бега или даже его превзойти.
Эмелин быстро прекратила разговор, объявив, что ей надо идти на кухню и готовить ланч. В качестве угощения предлагалась пойманная Джозом рыба с гарниром из кукурузы и зеленых овощей, привезенных из Нью-Чикаго. Джоз удалился, чтобы принять душ и сменить белье.
Когда они ушли, Абди взглянул на Байсезу.
— Однако здесь тоже свои трения, — сказал он.
— Да. Борьба поколений.
— Но у родителей позиция ясная, не правда ли? — спросил Абди. — Альтернатива цивилизации — каменный век. Все эти беглецы, даже если выживут, то через два поколения станут безграмотными. Историческая память в них будет поддерживаться только устной традицией. Они забудут даже тот факт, что их предки пришли с Земли. Если вообще будут помнить о Разрыве. Это событие станет для них мифом, вроде Всемирного потопа. И когда космическая экспансия нависнет над «Миром»…
— То они даже не поймут, что им угрожает, — поддержала его Байсеза. Но в то же время она с грустью подумала, что, может быть, для них так будет лучше. И беглецы, и их дети в течение нескольких поколений будут наслаждаться гармонией с окружающим миром, вместо того, чтобы вести с ним нескончаемую борьбу. — А у тебя дома не возникало подобных конфликтов?
Абди задумался.
— Александр строит мировую империю. Можно считать это утопией или грандиозным замыслом, но вы должны признать, что такая империя — это нечто новенькое. И ее новизна не может не захватывать. Не думаю, что у нас там слишком много беглецов. Впрочем, даже если бы мы все решили разбежаться, то Александр вряд ли бы нам это позволил.
К удивлению Байсезы, где-то в квартире зазвонил телефон. Звонок был слабым, прерывистым, и к тому же его скрадывала плотная обивка на стенах. Но, тем не менее он звонил. Телефоны и газеты… Чикагцы явно старались поддержать свой город в жилом состоянии. Она услышала, как Эмелин сняла трубку и что-то в нее сказала.
Потом Эмелин вернулась в гостиную.
— Вот, — сказала она, — хорошие новости. Мэр Райс хочет с вами встретиться. Он вас ждал, я ему писала из Нью-Чикаго. И с ним вместе будет астроном, — важно добавила она.
— Хорошо, — неопределенно ответила Байсеза.
— Он ждет нас сегодня вечером. Значит, у нас есть еще время для магазинов.
— Магазинов? Ты шутишь?
Эмелин засуетилась.
— Ланч будет готов через полчаса. А пока наливайте себе еще чаю.
44. Афина
Марсианская палуба представляла собой коридор, который в каждую сторону постепенно поднимался, так что во время ходьбы возникало странное чувство, что ты все время находишься в самой низкой точке траншеи и никак не можешь из нее выбраться. Гравитация составляла здесь треть земной, к чему Майра привыкла еще на Марсе. Цвет палубы тоже был марсианским, охристо-красным, причем такого же цвета были здесь все пластиковые поверхности, стены и ковры на полу. Здесь стояли даже ванны с чем-то, напоминающим красную марсианскую грязь, в которой росли ярко-зеленые растения, большей частью кактусы. В таких условиях они казались совершенно неуместными и нелепыми.
Трудно было поверить, что здесь космос, и если идти все прямо, то, крут за кругом, человек возвращался в ту же точку, из которой вышел.
Алексей с любопытством наблюдал за реакцией Майры.
— Здесь типичная земная архитектура, — сказал он. — Вроде биомодулей в Лоуэлле на Марсе с их дождями и зоопарками. Словно бы никто не видит, что это никому не нужно, что все тут свое…
Действительно, для Майры все здесь выглядело слишком безликим и стерильным, словно терминал в земном аэропорту.
Лайла повела всех в офис, находящийся в главном коридоре. Здесь тоже не было ничего необычного, длинный стол для конференций, компьютерные мониторы, графины с водой, стойка с кофеваркой.
И именно тут с ними заговорила Афина.
— Надо полагать, что вы удивлены, что я позвала вас сегодня сюда, — начала она.
Все молчали. Юрий свалил вещи в угол комнаты, все готовили себе кофе.
Майра села на стул и выжидающе посмотрела вверх, в пустое пространство.
— Моя мать всегда говорила, что у тебя репутация комедиантки, — сказала она.
— Ах, — ответила Афина. — Аристотель называет меня кокетливой. Но с Байсезой Датт я ни разу не имела возможности поговорить. — Голос был ровным, сдержанным. — Но я разговаривала со многими, кто ее знал. Она замечательная женщина.
Майра возразила:
— В разговорах со мной она всегда утверждала, что она самая обыкновенная женщина, с которой постоянно случаются необыкновенные вещи.
— Но другие совершенно пасуют перед лицом таких испытаний, которые выпали на ее долю. А Байсеза продолжает выполнять свой долг, как она его понимает.
— Ты говоришь о ней в настоящем времени. А я, между тем, даже не знаю, жива она или умерла. Я понятия не имею, где она теперь.
— Но ведь у тебя же есть догадки, не так ли, Майра?
— Я не понимаю, как мы с тобой разговариваем. Почему ты здесь?
— Смотри, — мягко сказала Афина.
Свет в комнате слегка потускнел, и на висящем над столом экране появились голографическое изображение.
Нечто отвратительное, щетинистое, похожее на существо из глубин моря.
За день до солнечной бури Афина проснулась и обнаружила себя в десяти миллионах километров от Земли. Аристотель и Фалес, два другие великие электронные интеллекта человечества, были там же, рядом с ней. Оказывается, они были загружены в память бомбы.
Все трое обнялись, — конечно, на свой абстрактный, электронный манер. А потом…
