Но другого стула Месторино не дадут, потому что это — «заветный» стул. Его сломанная ножка перевязана бечевкой. При малейшем движении она издает треск, и преступник потихоньку начинает нервничать. Ведь сейчас на этом стуле сидит преступник, это преступнику собравшиеся люди дают закурить.
Я сказал, пять часов вечера? Мало-помалу уголовная полиция пустеет. Полицейские один за другим идут поесть кислой капусты в пивную «У Нового моста». Париж затихает. Последние автобусы переезжают через мост. Потом займется тусклый рассвет, поедут первые трамваи, и, наконец, солнце вызолотит окна. Месторино сидит на «заветном» стуле; он просидит на нем восемнадцать часов!
Первые вопросы просты, естественны, невинны.
— Итак, Месторино! Трюфем явился к вам в десять часов с векселем на тридцать тысяч франков. Вы его оплатили. Однако убийца эти деньги похитил; нам нужны кое-какие подробности. Эти тридцать тысяч были в новых банкнотах?
— Не помню.
— Досадно. Постарайтесь вспомнить. Тридцать тысяч — сумма изрядная. Вы, по-видимому, взяли ее утром из банка?
— Не помню.
— Но послушайте! Так или иначе, вы же их куда-то сложили?
— Не припомню.
Первый раунд окончен. Один из допрашивающих не спеша идет в библиотеку за Уголовным кодексом и протягивает его Месторино.
— Видите, обманывать вас мы не хотим. У вас есть время подумать. Хорошенько взвешивайте свои ответы. Трюфема вы не убивали — вы так заявили, и мы вам верим. Но сознайтесь, вексель-то вы не оплатили?
Долгое молчание. Время терпит. Служитель приносит пиво.
— Послушайте, Месторино. Я расскажу вам, как все произошло. Когда Трюфем пришел, времени сходить в банк у вас уже не было. Вы попросили его прийти попозже. Зная вас как серьезного коммерсанта, он оставил вам вексель и сказал, что зайдет в полдень. Но не пришел, поскольку был убит. Вы поступили опрометчиво: сохранили вексель, но не признались, что он не оплачен. Полистайте кодекс. Чем это пахнет?
Только через два часа Месторино объявляет:
— Так оно и было! Второй раунд закончен.
— Но позвольте! — восклицает комиссар. — Свидетели утверждают, что Трюфем вам не доверял и ни за что не оставил бы неоплаченный вексель. Человек вы неплохой, нам это известно. Но дела у вас шли неважно. Трюфем держался с вами некорректно, поскольку вы не соблюдали сроки платежей. Тем утром он стал вам угрожать, а вы, будучи по натуре импульсивным, ударили его кулаком…
Допрашивающие уже несколько раз сменили друг друга. От усталости слипаются веки. Голова Месторино вот-вот упадет на край стола. Ему предлагают найти в кодексе статью о непредумышленном убийстве…
Месторино сражается. Соглашается. Отрицает. Отказывается от показаний. Понятия ни о чем не имеет. И тут запах еды, который наполнил комнату, заставляет обвиняемого сломаться — морально и физически.
— Ну да, да, я его ударил!
Третий раунд! Кабинеты заполнились. Улей уголовной полиции гудит. Хлопают двери. Текущие дела идут своим чередом; в коридорах слышатся голоса.
— Лучше уж признаться до конца, старина. Все мы устали. Ты ждешь Трюфема. Тебе позарез нужны деньги. Оружие для удара наготове.
Одна и та же фраза повторяется в сотый раз, и Месторино, сделавшийся на восемнадцатом часу допроса совершенно белым, как-то оседает, прячет глаза.
— Давай, подпиши, и дело с концом!
Подписал. Укрепления взяты. На набережной дез Орфевр такой допрос называется «карусель».
Знаете ли вы, кого Месторино звал в тюрьме, когда ему было плохо? Знаете, кто его подбадривал? Инспектор, который вырвал у него признание.
Когда люди думают о набережной дез Орфевр, в памяти у них невольно встают кровавые картины — ведь по сложившемуся мнению, полиция занимается в основном поисками убийц. Не стану утверждать обратное, однако верно одно: не профессиональные преступники доставляют полиции больше всего хлопот. Кроме того, на набережной дез Орфевр бытует аксиома, которую любой может процитировать, не раздумывая: «Все убийцы — дураки». На первый взгляд это всего лишь острота. Но стоит над ней немного задуматься, и вы убедитесь, что это не так.
Убийца убивает, чтобы украсть, получить наследство или страховую премию — не так ли? Дело это грязное и гнусное; топор, нож или револьвер, лужи крови, следы, запачканная одежда, всеобщее осуждение, и в результате — почти наверняка гильотина. С другой стороны, аферист, международный мошенник, жулик, подделывающий денежные документы, и даже карманник тоже добывают деньги, но никого при этом не убивают. Следовательно, умный убийца может сделаться аферистом, и лишь глупый аферист может скатиться до убийства.
Доказать это очень просто, если взять в качестве примера молодого негодяя, который убивает мелкую торговку, спящего старика-фермера или калеку-привратницу, а через полгода, идя на казнь, еще и хорохорится. Такие типы полиции хорошо известны. Расследование их преступлений почти никогда не представляет трудностей. Чаще всего они оставляют следы. После преступления их всегда находят, бледных и нервных, в их любимом бистро. И почти всегда они выдают себя, платя украденными деньгами.
Часто им нет и двадцати. Они завсегдатаи на танцульках, где любят вытаскивать пружинный нож. Они даже не отдают себе отчета в том, что хозяин бистро, который стремится поддерживать хорошие отношения с властями, первый скажет инспектору:
— Знаете, этот Деде… Надрался тогда как сапожник и вот уже второй день всем ставит…
Я сказал бы, что все это происходит в тесном кругу. Полиция знает практически всех темных субъектов. Знает она и их подружек, которые каждую неделю наносят полиции визит. Среди них много осведомительниц.
— Попробуй узнать, не ранен ли Деде в правую руку?.
Полиции уже известно, что во время борьбы со своей жертвой убийца был ранен.
— Интересно, как это я узнаю?
— А ты постарайся!
Женщина старается. На следующий день она снова в уголовной полиции.
— Вы были правы. У него там порез.
И вот двое инспекторов идут и спокойно берут Деде у стойки, где он по обыкновению пьет аперитив.
— Без шуток, слышь-ка! Нужно у тебя кое-что спросить…
Деде уже раз десять был на набережной дез Орфевр, но по всяким пустячным поводам. Он чувствует здесь себя как рыба в воде. Смеется, кивает знакомым инспекторам.
— Садись. И не выпендривайся. Сразу хочу сказать: ты влип и на этот раз не выкрутишься.
— Шутите!
— Всем известно, что ты прикончил старуху на улице Кюстина.
— А что, там были все?
— Заткнись! Говорю тебе, ты влип. Тебе остается попробовать спасти свою голову, если только это возможно.
Деде с ухмылкой показывает, что его голова еще прочно держится на плечах.
— Ну и шутники же вы все!
— Ты ее убил, признавайся!
— Нет!
— Признавайся! У нас есть доказательства.
