— Почему «Ж.-Ж. Мегрэ»?
Он сам задал тот же вопрос, когда ему преподнесли этот револьвер во время прощального коктейля. Американцы предварительно выяснили, как его зовут, у них в обычае называть сразу два имени. Два первых его имени: «Жюль Жозеф». О третьем — Ансельм — он им ничего не сказал.
— Мой револьвер исчез?
— Сейчас я тебе все объясню.
Не слушая ее, он вошел в гостиную, где еще стоял запах сигарет, и взглянул на камин. Там он накануне оставил револьвер. Он помнил точно. А теперь револьвера не было. Но Мегрэ знал, что не прятал его в ящик.
— Кто это был?
— Во-первых, сядь. Я подам завтрак, а то жаркое подгорит. И пожалуйста, не сердись. Но он уже рассердился.
— Как ты могла впустить незнакомого человека в квартиру и…
Она вышла из комнаты и вернулась с блюдом в руках.
— Если бы ты его видел…
— Сколько ему лет?
— Совсем мальчик. Лет девятнадцати, самое большее двадцати.
— Что ему было нужно?
— Я была на кухне. Услышала звонок. Подумала, что принесли счет за газ, и пошла открывать. Увидела его. Он спросил: «Это квартира комиссара Мегрэ?» Я поняла по тону, что он принимает меня за прислугу. Он страшно нервничал, у него был такой испуганный вид.
— И ты сразу его провела в гостиную?
— Да, потому что он сказал, что ему совершенно необходимо тебя видеть и посоветоваться с тобой. Идти к тебе в управление он отказался. По-видимому, у него был слишком личный вопрос.
Вид у Мегрэ все еще был мрачный, но ему уже хотелось рассмеяться — он ясно представлял себе эту сцену: перепуганный мальчишка и жалеющая его мадам Мегрэ.
— Как он выглядел?
— Очень воспитанный мальчик. Не знаю, как описать. Не из богатых, но очень приличный. Я уверена, что он плакал. Он вынул сигареты из кармана и сразу же попросил у меня прощения. Тогда я ему сказала: «Можете курить. Я привыкла». Потом я пообещала, что позвоню и узнаю, когда ты вернешься.
— Револьвер все время лежал на камине?
— Конечно. Правда, я не видела его в эту самую минуту, но ясно помню, что он там лежал, когда я вытирала пыль, около девяти часов утра. А больше ведь никто к нам не приходил.
Мегрэ знал, что сама она не могла переложить револьвер в ящик. Его жена так и не сумела привыкнуть к огнестрельному оружию и ни за что на свете не прикоснулась бы даже к незаряженному револьверу.
Он ясно представлял себе, как это было. Жена прошла в столовую, поговорила вполголоса с ним по телефону, затем вернулась и объявила мальчишке: «Он будет здесь самое позднее через полчаса».
Мегрэ спросил:
— Ты оставляла его одного?
— Конечно, должна же я была приготовить завтрак.
— Когда он ушел?
— Вот этого я не могу сказать. Я начала жарить лук и плотно закрыла дверь на кухню, чтобы запах не разнесся по всей квартире. Потом пошла в спальню немного привести себя в порядок. Я думала, что он ждет, и не хотела входить в гостиную, чтобы его не стеснять. Было примерно половина первого, когда я зашла туда и увидела, что его нет… Ты на меня сердишься?
Сердиться на нее? За что?
— Как ты думаешь, что у него случилось? Он совсем не походил на вора.
Он не был вором, черт побери! Как бы вор мог догадаться, что именно в это утро на камине в гостиной комиссара Мегрэ лежал револьвер?
— Ты встревожен? Он был заряжен?
— Нет.
— Тогда в чем же дело?
Идиотский вопрос! Оружие обычно похищают, чтобы им воспользоваться. Мегрэ вытер губы, встал из-за стола и проверил, на месте ли патроны. Да, они так и лежали в ящике. Прежде чем опять сесть за стол, он позвонил в полицейское управление.
— Это ты, Торранс? Пожалуйста, немедленно позвони всем владельцам оружейных магазинов. Алло… Да, оружейных… Спроси, не покупал ли кто-нибудь патроны для «смит-вессона» сорок пятого калибра специального образца… В случае, если такой покупатель еще не приходил, но появится сегодня днем или завтра, пусть задержат этого человека и сообщат на ближайший полицейский пост… Да, все. Я приду как обычно.
В половине третьего, когда он вернулся на набережную Орфевр, Торранс уже узнал, что какой-то молодой человек заходил в магазин на бульваре Бон-Нувель и спрашивал патроны. Так как этого калибра не было, хозяин направил покупателя в магазин Гастинн-Ренетта, и тот продал ему целую коробку.
— Мальчишка показывал оружие?
— Нет. Он протянул клочок бумаги, на котором были написаны марка и калибр.
…В этот день у Мегрэ было много других дел. Около пяти часов он поднялся в лабораторию к доктору Жюссье, который сразу спросил его:
— Вы сегодня вечером будете у Пардона?
— Я уже знаю. Треска по-провансальски, — ответил Мегрэ. — Пардон мне звонил позавчера.
— Мне тоже. Боюсь, что доктор Поль не сможет прийти.
Бывает так, что две семьи почему-то сближаются и начинают проводить время вместе, а потом без всяких причин теряют друг друга из виду. Вот уже около года раз в месяц Мегрэ с женой посещали обеды у Пардона, или, как они их называли, обеды табибов.[2] Именно Жюссье, директора лаборатории криминалистики, однажды вечером затащил комиссара к доктору Пардону на бульвар Вольтера: «Вот увидите, он вам понравится. Стоящий парень! Мог бы стать одним из самых выдающихся специалистов, и, заметьте, в любой области медицины. Он был стажером в Валь-де-Грас и ассистентом у самого Лебраза, а потом еще пять лет стажировал в больнице Святой Анны». — «А что он сейчас делает?» — «Занялся практикой в своем квартале. Работает по двенадцать — пятнадцать часов в сутки, не заботясь о том, заплатят ему или нет, и частенько забывает послать счет пациенту. У него есть еще одна страсть — кулинария».
Дня через два после этого разговора Жюссье позвонил Мегрэ: «Вы любите утку с бобами?» — «Почему вас это интересует?» — «Пардон приглашает нас завтра на обед. У него подают только одно блюдо — обычно национальное, и он желает узнать заранее, придется ли оно по вкусу его гостям». — «Согласен на утку с бобами!»
С тех пор было еще много обедов, на которых подавали то петуха в вине, то турецкий плов, то камбалу по-дьеппски и многое другое.
На этот раз речь шла о треске по-провансальски. Да, кстати, на этом обеде Мегрэ должен был с кем- то познакомиться. Накануне Пардон позвонил ему: «Вы свободны послезавтра? Вы любите треску по- провансальски? Вы за трюфели или против?» — «За».
У них вошло в привычку называть друг друга по фамилии, а жены, наоборот, называли друг друга по имени. Обе супружеские пары были примерно одного возраста. Жюссье — лет на десять моложе. Доктор
Поль, судебно-медицинский эксперт, который часто присоединялся к их компании, — старше.
«Скажите, Мегрэ, вам не будет неприятно познакомиться с одним из моих старых приятелей?» — «Почему неприятно?» — «Честно говоря, я бы его не пригласил, если бы он не попросил меня познакомить его с вами. Только что он был у меня на приеме, так как он к тому же мой пациент, и настойчиво допытывался, будете ли вы у меня завтра».
Вечером, в половине восьмого, мадам Мегрэ в легком платье в цветочках и веселой соломенной
