НЕОБЫКНОВЕННЫЕ СУДЬБЫ, СОБЫТИЯ, ПРОИСШЕСТВИЯ
Иван КОНОНЕНКО
Бюро Янке
В настоящей повести освещается один из многочисленных аппаратов гитлеровской разведки, так называемое «Бюро Янке», показывается его подрывная деятельность с момента появления и до бесславного конца, его коварные и жестокие методы работы.
Главарь этого «бюро» Курт Янке верой в правдой служил своим хозяевам, которыми были попеременно то канцлер и министр иностранных дел Штреземан, то заместитель фюрера Гесс, то глава абвера Канарис, то рейхсмаршал Геринг…
Когда советские войска подошли к границам Германии, этот матерый волк почувствовал, что фашистским заправилам не до него, он хотел бежать в западном направлении, навстречу американцам. Он прихватил с собой картотеки и документы на свою многочисленную агентуру: к новым хозяевам нужно было явиться не с пустыми руками…
Замысел Янке провалился. Его «бюро», как и все гитлеровские спецслужбы, потерпело полное поражение. Советским органам госбезопасности оказалась по плечу задача противоборства с коричневым чудищем. Они с честью выполнили стоящие перед ними задачи.
Повесть написана на документальной основе, но в последних разделах некоторые обстоятельства и имена действующих лиц по определенным соображениям изменены.
ПРОТЕЖЕ АЛЬДИНГЕРА
Янке завербовал Гельмута Альдингера давно, будучи еще в Мексике, где в то время тот работал третьим секретарем германского посольства, занимался вопросами экономики страны пребывания и ее соседей, располагал довольно широким кругом знакомств, а следовательно, и возможностями получения информации. После Мексики Альдингер ряд лет находился в Парагвае и Аргентине, продолжал снабжать «Бюро Янке» шпионскими сведениями и высоко котировался у своего шефа. Потом он возвратился в Германию и последние шесть лет служил в ведомстве иностранных дел в Берлине, но по каким-то причинам высоко не поднялся по служебной лестнице. Ему, по всей видимости, доверяли, поскольку он имел касательство к секретным документам, главным образом к их рассылке, регистрации, приобщению к делам, уничтожению, но вверх не продвигали. Так он и остался почти рядовым, малозаметным чиновником.
Работа министерства иностранных дел как таковая, естественно, Янке не интересовала, но Альдингер был ему нужен. Через него Янке поддерживал свои старые связи с иностранцами, от которых поступала нужная информация. А знакомых среди иностранцев даже в Берлине у Альдингера было много, особенно из тех стран, где он раньше работал. К этому времени некоторые из этих иностранцев занимали видные посты в посольствах своих стран в Берлине.
Среди связей Альдингера был и Эрвин Маркус, по национальности немец, а по паспорту парагвайский гражданин. Интересным человеком был этот Маркус. Он, выходец из семьи состоятельного чиновника, в свое время учился в миссионерском колледже, собирался стать ксендзом, но потом колледж почему-то бросил. К тому времени, о котором идет речь, Маркус уже три года учился в Берлинском университете, изучал сначала юридические науки, а затем философию. Человеком был он способным: играл на многих инструментах, пел, рисовал, увлекался спортом, в особенности теннисом. И вообще, за какую бы работу ни брался, все в его руках кипело.
Но Янке об этом знакомом Альдингера ничего не знал…
Альдингер не афишировал своей связи с Эрвином Маркусом, что нетрудно объяснить. Пожилой чиновник министерства иностранных дел и сравнительно молодой человек — в то время Маркусу едва перевалило за тридцать, — тем более студент, человек без семьи и без положения в обществе, конечно, не пара. Что их могло связывать? На чем зиждилась их дружба? Никто не знал. А если бы связь эта обнаружилась, то Альдингер мог бы объяснить ее интересами бюро. Обычно они встречались подальше от центра города, подальше от любопытных глаз, в кафе или баре, за кружкой пива, любителем которого был Альдингер.
На сей раз Альдингер предложил зоопарк. Было воскресенье. Чудесный теплый день второй половины мая. Весна в тот год выдалась ранней и дружной. В мае уже бушевала зелень, на бульварах и в парках цвела сирень, зажгли свои свечи каштаны. По-летнему припекало солнце. Берлин в такие дни не казался слишком мрачным и серым, каким он был в действительности. Ни зверей, ни другую живность в зоопарке созерцать Альдингер и Маркус не стали, а прошли по безлюдной боковой аллее и расположились в тени роскошного каштана, на самой дальней, свободной скамейке.
Столица Германии в то время начинала жить угрюмой, тревожной, напряженно-зловещей жизнью. Вступили в права тридцатые годы, хотя многие еще не знали и не догадывались, что годы эти уже были предвоенными. Тем не менее это было так.
По улицам военные и полувоенные колонны, громя барабанами и подковами солдатских сапог, двигались с утра до поздней ночи. А часто и по ночам с факелами маршировали в коричневой форме и ярко начищенных сапогах штурмовики Рема, которому вскоре вместе со своими приближенными эсэсовцы Гиммлера перерезали горло. Это не изменило существа происходившего в Германии.
Фашистские газеты «Фолькишер беобахтер», «Ангриф» и другие, которые отличались одна от другой только по формату и названию, изощрялись в ругани коммунистов и евреев. Печатались «труды» теоретиков расизма, в которых преподносились с «научных» позиций отличительные признаки арийцев: продолговатый череп, светлые волосы, длинный нос, а также доказывалось, что люди иной, неарийской, расы ближе к животному, чем человеку.
Лучшие представители немецкой культуры покидали Германию, землю и могилы предков на ней, лишались немецкого гражданства. Другие попадали в концлагеря или оказывались на виселице.
Вскормленная миллиардными займами капиталистов, своих и заграничных, германская промышленность перестраивалась на военный лад, развертывалась и набирала невиданные до этого темпы и масштабы, как того требовали новые правители Германии. Гитлер начал подготовку к войне, к походу на восток.
Альдингер курил и молчал. Он был чем-то озабочен, но не торопился начинать беседу. Выжидал и Маркус. У них уже было заведено: первым начинал говорить Альдингер, поскольку человеком он был разговорчивым и за словом в карман никогда не лез. Да и по возрасту был старше. Маркус обычно выслушивал своего коллегу, изредка вставлял замечания или пожелания, затем незаметно для собеседника подводил итог разговору и ставил задачу в виде просьбы. Они договаривались, когда и где встретятся вновь, и, пожав друг другу руки, расставались как давние добрые друзья. Сегодня же Альдингер был явно не в своей тарелке, и этого не мог не заметить Маркус.
— Что случилось, старина? — прервал затянувшуюся паузу Маркус, стараясь выглядеть, как всегда, спокойным и ровным. Альдингер вскинул на него мохнатые брови и бросил в урну папиросу.
— Страшного ничего, если не считать того, что я выхожу на пенсию. А это совсем не страшно, только немного грустно…
