ВОСПЕВАЮЩИЕ БИТВУ

Следовательно, к 1868 году в земле Чёрных Холмов покоилось в действительности не так уж много предков.

Для маленьких детей прошлое воплощалось в стариках. По мере взросления и мужания детей эти старики уходили, и прошлое перетекало в облик очередных состарившихся людей, которые были такими же седыми, беззубыми и морщинистыми. Они не рассказывали ничего нового: те же хорошо знакомые с детства былины о смелых воинах, о кровопролитных драках, о зимнем голоде, об успешной охоте. История оставалась одинаковой до тех пор, покуда не происходило что-то особенное. Например, первое появление белого человека. Второе, пятое, десятое и прочие появления становились привычными и переставали запоминаться. Они могли случиться годом раньше или пятью годами позже, от этого ничего не зависело. Гибель известных воинов или какие-то победы тоже происходили то и дело, и на общем ходе монотонной жизни это никак не сказывалось. Относительная точность событий присутствовала только в памяти одного поколения. Далее всё смазывалось в однообразную картину одного дня, одного бесконечно долгого дня.

В каком-то смысле они являлись племенами «вечного застоя». Лишь с появлением европейцев, которые принесли с собой предметы быта, сильно повлиявшие привычный уклад, начались активные перемены в жизни американских туземцев. Впрочем, индейцы являют собой не что-то из ряда вон выходящее, а скорее наоборот – сконцентрированный сгусток примеров социальной и психической жизни наших современников. Наше «цивилизованное» общество по-прежнему ничего не знает и ничего не помнит. Я употребил выражение цивилизованное общество, но оно, мягко выражаясь, не очень точно. Правильнее говорить не о цивилизованном обществе, а об индустриальном, ибо только в техническом развитии проявляются действительные отличия индустриального общества от традиционного. Память большинства людей продолжает ограничиваться жизнью одного человека, большинство не интересуется более глубоким проникновением во временные слои, иначе на Земле давно установился бы иной порядок вещей. Но по-прежнему продолжаются споры из-за того, где, когда и почему была прочерчена та или иная граница, как и какому божеству следует поклоняться и пр. и пр. История России наглядно показывает, что граждане этой страны с лёгкостью забывают недавнее прошлое и без труда перевирают даже прописанные словами исторические сведения – иногда по незнанию, иногда целенаправленно. В годы сталинского режима недавняя история, участники которой были ещё живы и активно трудились, была с лёгкостью переписана и переиначена в Институте Красной Профессуры, многие имена активных революционеров без сдеда исчезли из истории. А через десяток лет историю перекроили ещё раз, с новыми поправками. И это всё – при живых свидетелях прошлого и при наличии письменных документов.

Что же говорить о пикографических летописях? Насколько искажённым становилось трактование того или иного рисунка?

***

Однажды зимой 1835 года три человека пустились в путь с берегов Вишнёвой Реки, намереваясь добраться до форта Пьер на Миссури. Они были канадцами и состояли на службе в Пушной Компании. Их сопровождал проводник-индеец. Им предстояло покрыть расстояние в 60 миль по пространству, лишённому лесного покрова. Стоял январь, уже выпал снег, но погода казалась тёплой. Путешественники имели в своём распоряжении две повозки, нагруженные мясом и жиром, предназначенными для гарнизона. Примерно на половине пути дорогу пересекал небольшой ручеёк, вливающийся в реку Титон. Именно там проводник предложил путникам сделать остановку:

– Надвигается буря.

– Откуда ты знаешь?

Индеец указал на небо: особый цвет, особое движение облаков, особый звук ветра где-то в вышине. Дикарь хорошо знал, о чём говорил.

– Нам потребуется дерево для костра и деревья для укрытия, – объявил он и пояснил, что в устье того ручейка стояла хорошая роща.

Однако канадцы заупрямились. Они были новичками и не желали слушаться длинноволосого дикаря.

– Твоё дело – указывать нам путь, а не руководить нами. Нам некогда делать привалы. Поехали дальше!

Внезапно погода переменилась. Солнце исчезло. Ветер обрушился с нескольких сторон разом. Одежда на людях надулась. Увидев разбушевавшуюся стихию, канадцы испугались. Они бросились к проводнику с просьбой сию же минуту двинуться к ручейку, о котором он рассказывал им, чтобы укрыться в роще. Но было поздно. Снежная пелена застлала всё вокруг. Индеец тщетно силился отыскать дорогу, так как в каких-нибудь пяти ярдах ничего нельзя было разглядеть. Путники сбились с пути, бросили повозки и мулов на произвол судьбы. Они не могли двигаться от холода. С каждой минутой их лица становились всё более неподвижными, руки и ноги отказывались повиноваться.

– Нужно лечь на землю всем вместе, рядом! – крикнул проводник. – Укровйтесь всеми одеялами, которые у вас имеются. Пусть снег валит! Мы переждём его в нашей берлоге!

Но канадцы продолжали проявлять твердолобость, упрямо продвигаясь вперёд. Индеец с ужасом поглядел на уже едва различимые очертания этих «сумасшедших чужаков», неуклюже размахивавших руками, и бросился рыть для себя яму в снегу. Пусть умирают, решил он, ему не понять ход их мыслей.

Почти двенадцать часов индеец провёл под толстым слоем снега, терпеливо выжидая, когда буйство стихии сменится умиротворённостью. Наконец, небо прояснилось, тучи уползли за горизонт, и проводник в полном одиночестве направился к форту. Его недавние спутники исчезли, разбрелись в разных направлениях во время бури, и теперь следы их были заметены. Через два дня их всё-таки сумели найти и привезли в крепость. У одного ноги были отморожены до самых бёдер, и он скончался несколько дней спустя. Второй потерял обе ноги до колен, их пришлось отрезать пилой для заготовки дров сразу по прибытии в форт. Третьему ампутировали обе ступни, оба уха и несколько пальцев. Эти двое канадцев выжили. Что касается проводника-индейца, то он расстался лишь с кончиками своих отмороженных ушей и носа, его ноги тоже сильно обмёрзли, но не до такой степени, чтобы отрезать их.

Эдвин Дэниг, приводя этот случай в своей книге, вероятно, хотел продемонстрировать, насколько беспощадна была природа по отношению к людям, проявлявшим излишнюю самоуверенность и недооценивавших климатические условия. Он не называет ни одного имени, и я осмелюсь даже предположить, что именно этого конкретного случая вовсе не было, а Дениг изложил эту историю, исходя из стандартной схемы таких нелепых случаев, ведь живя в форте Юнион, он был свидетелем многих подобных трагедий. Зимой в прериях часто многие путники замерзали насмерть, застигнутые метелью на открытом пространстве. Индейцы же никогда не рисковали путешествовать, если обнаруживали приближение снежной бури; они хорошо разбирались в капризах погоды. Об этом рассказывали Томпсон, Калберстон, Максимильян, члены экспедиции Льюиса-Кларка, одним словом, все, кто был причастен к освоению и покорению дальних территорий Запада. Страна, ставшая известной под названием Дикий Запад, была по-настоящему дикой, но вовсе не казалась белому человеку неукротимой. Там жили индейцы, значит, там могли обустроиться и европейцы, и они упорно продвигались всё глубже и глубже, пытаясь одолеть дикарей то оружием, то спиртом, то лестью.

Индейцы – непревзойдённые охотники и забивали интересовавшую их дичь не только ради пропитания или ради шкур для пошива одежды, но и для активной торговли. Бизоны, лоси, олени всех видов, антилопы, горные бараны, волки, лисицы, немногочисленные бобры, дикобразы, скунсы, зайцы – все они были объектами непрекращающейся охоты. Наиболее ценную добычу для степных племён представлял бизон. Любая часть его тела могла использоваться дикарями в случае нужды: копыта, рога, сухожилия, мясо, шкура и даже навоз. Однако было бы ошибочно считать, что каждый застреленный бизон использовался без остатка. Нет. Шкура ценилась только тёплая, зимняя, густо покрывавшая этих исполинов прерий с октября до марта. Так что в благополучные летние времена дикари нередко оставляли шкуру бизона возле останков разделанной туши. То же самое касалось и мяса: его срезали с костей до последнего клочка, когда