кавалеристами. Он вёл опасную игру, но его надёжно охраняли невидимые Силы Неба.
До западни оставалось совсем близко.
– Белые летят к нам в руки, – сообщил Горб. Индейцы удовлетворённо закачали головами. Медленным шагом к Баку подъехал Пёс, и жестокая белая улыбка появилась на его лице, покрашенном в чёрный цвет. Он предвкушал кровавый пир. Одинокий Медведь внимательно посмотрел на своих Оглалов, но ни в одном не увидел спешки. Сегодня все умели ждать, никто не торопился. Одинокий Медведь наклонил голову, украшенную рогатым бизоньим скальпом, и поправил колчан со стрелами.
В этот момент вылетели воины Неистовой Лошади. Копыта коней разбили лёд на ручье, и отряд выехал на дорогу. Следом, тяжело стуча по мёрзлой земле, мчались кавалеристы. Бак различал их голоса, подбадривающие друг друга. Выстрелы эхом перекатывались в горах. Заманивающие индейцы неслись во всю прыть.
Бак приготовил карабин, поднял его и выжидающе смотрел на солдат. Меховая шапка вдруг стала мешать ему, он сорвал её с головы и запихнул за пазуху. Прядь волос на несколько секунд залепила ему глаза, а когда он откинул волосы, внизу по склонам уже бежали потоки человеческих фигур. Это были индейцы. Воздух звенел криками, которые могли сковать ужасом сердце самого смелого человека.
Кавалеристы осадили своих огромных коней, сбились в растерянную кучу. Дорога перед ними закрылась. Оставалось повернуть назад, но за их спинами бежали, тяжело дыша, пехотинцы, и, несмотря на то, что они были ещё достаточно далеко, было видно, как позади них тоже появляются фигуры дикарей. Всё-таки кавалеристы развернулись, но неорганизованно, испуганно, толкаясь мощными крупами коней, беспорядочно стреляя. Они объехали пеший отряд, но тщетны оказались их попытки – пространство сплошь заполнилось воющими краснокожими. Храпели лошади, свистели, рассекая холодный воздух, лезвия топоров. Синие фигурки пеших солдат в поисках укрытия неуклюже валились между большими плоскими камнями, множество которых выступало из-под снега возле мрачно нависшего утёса. Поверх голов Бак увидел, как кавалеристы взбирались по обледенелому склону на гору. Они гнали обезумевших животных, но те скользили, падали, ломали наездникам ноги и пачкали взрыхлённый снег кровью.
Солдат действительно оказалось много, может быть, сто. Но стреляли они плохо. Они были ошеломлены обрушившимся на них ураганом. Море раскрашенных лиц клокотало вокруг них. Стрелы испещрили хмурый небосвод, и, казалось, из-за них стало темнее. Солдаты поднимались всё выше на гору, уходя от наседавших индейцев, но спасения не было. Мужчина-женщина не обманул храбрых.
Те Синие Куртки, что остались внизу, укрывшись в камнях, быстро расстались с жизнью под ударами дубинок и топоров. Лошади Лакотов беспощадно топтали раненых солдат. Проворные дикари выдергивали из рук умирающих Бледнолицых винтовки и револьверы, вскидывали их над собой, похваляясь трофеем, и оглашали морозный воздух победным кличем. Страшной смертью умирали солдаты, которые не пали от стрел индейцев на расстоянии. Широкие лезвия разрубали их до костей, отсекали руки и ноги. Залитые кровью белые люди, час назад мечтавшие о стремительной расправе над Лакотами, теперь бились в агонии.
Бак подгонял коня, чувствуя внутри себя поднявшуюся бурю. Волк, о котором он так часто говорил Шкиперу, пробудился и поднял на запах крови морду. Нервозность, беспокоившая до начала сражения, ушла и сменилась яростью. Он хлестал скакуна и гнал его наверх. Перед глазами прыгали синие фигуры солдат, кто-то останавливался, чтобы стрелять с колена, кто-то падал, корчился. Вокруг метались кони, большие серые армейские кони, потерявшие седоков. Лакоты юрко проносились между солдатами, свесившись на боку своих гривастых лошадок с подвязанными хвостами, проворно подхватывали повод армейской кобылы и уводили её вниз. Поднявшись на самый верх хребта, Бак окунулся в сплошную дымовую завесу. Хребет тянулся почти на две мили и был покрыт всадниками. Тёмные ряды мундиров и тулупов разваливались на глазах. Оглушительная пальба и вой краснокожих смешивались с эхом и превращались в головокружительный гул. Бак врезался в гущу солдат, размахивая карабином, словно дубинкой (перезарядить не было времени). Промелькнули внизу белые пятна лиц, красные брызги, жёлтые пуговицы.
Одинокий Медведь издал над ухом Бака громкий возглас и пронёсся рядом, покачивая рогами, будто он на самом деле был бизоном. Вспыхнула молния из-под его лошади, отпрыгнул солдат, и из груди Одинокого Медведя вырвался рёв. Он свалился на землю и скрылся под ногами разгорячённых коней.
Впереди, среди беспорядочно разбросанных трупов, отстреливалась последняя горстка Бледнолицых. Вокруг них крутились дикари и пытались ткнуть солдат копьями. Внезапно между солдатами выпрямился бледный офицер, приложил к виску револьвер и выстрелил. Индейцы испуганно переглянулись. Когда за первым офицером застрелился второй, ближайшие Шайены развернулись и отъехали в сторону. Самоубийство было для индейца актом сверхъестественной значимости. Самоубийц боялись, обходили их тела стороной и вспоминали о таких событиях с тревогой. Увидев, как покончили с собой капитан Браун и подполковник Феттермэн, воины шарахнулись в сторону. Пространство слегка расчистилось. Оставшиеся в живых солдаты, потеряв самообладание, бросились бежать. Они оставили в снегу винтовки и не оглядывались на дикарей. Индейцы стряхнули с себя суеверный ужас, охвативший их было при виде самоубийства, и погнались за беглецами. Теперь эти солдаты превратились в безобидные мишени.
Неожиданно всё смолкло. Холодный ветер продолжал завывать, будто ничто не растревожило его заунывного пения. Укутанные в низкие облака скалы безучастно созерцали поле боя. Повсюду в лужах крови валялись в нелепых позах тела солдат, так похожие теперь на сломанные куклы. Может быть, они и были куклами, которыми забавлялся в своём видении прошлой ночью мужчина-женщина? Но вот жизнь вернулась в долину и на склоны гор. Кто-то затянул победную песню. Индейцы собирали оружие на усеянных стрелами утёсах, стаскивали с покойников обмундирование, проламывали раздетым трупам головы, ловили лошадей.
Нависшая над горами тишина заставила всех в форте содрогнуться. Почти тридцать минут люди в крепости прислушивались к далёким звукам боя, женщины нервно заламывали руки. Мороз крепчал и начинал трещать в самые уши. Воздух, казалось, можно было разбить на мёрзлые льдинки, словно замороженное стекло.
Полковник Кэррингтон, не выдержав напряжения, велел капитану Эйку и лейтенанту Мэтсону немедленно выступить на подмогу Феттермэну, прихватив с собой двух докторов и медицинские повозки. После этого Кэррингтон взобрался на смотровую башню и впился глазами в заснеженные горы. На вершине Палаточного Следа он разглядел одинокого всадника. Но едва воздух наполнился тишиной, индеец исчез.
Солдаты медленно поползли в серую мглу.
Потянулись мучительные минуты ожидания. Воздух наполнился жутким напряжением.
– Дьявол, – прошептал Кэррингтон взволнованно, – терпеть не могу неизвестности.
Джим Бриджер молча указал куда-то рукой, и полковник увидел всадника у ручья. Это оказался гонец от капитана Эйка.
– Сэр, долина кишит индейцами. Капитан велел передать, что в бой вступить не решается. Несколько сотен Сю собрались внизу у дороги и столько же западнее. Они не приближаются к форту, сэр, но вызывают нас на битву. Феттермэна нигде не видно. Капитан спрашивает, как ему поступить? – дрожа всем телом спросил бледный солдат.
– Пусть соединится с Феттермэном, медленно ведёт огонь и ни при каких обстоятельствах не разделяет людей. Всем держаться вместе. Впрочем, я черкну ему записку… Проклятая война…
До вечера ждали известий… Солдаты и слуги сразу бросились навстречу вернувшемуся капитану Эйку и повозкам. Они въезжали в ворота в полном молчании, если не считать скрипа телег и снега. При свете керосиновых ламп на лицах кавалеристов прочиталось нечто страшное. Никто не осмелился ничего спросить у них. Кэррингтон, прикусив губу в волнении, подбежал к фургонам и увидел замёрзшие голые трупы.
– Здесь сорок девять человек, сэр, – сообщил Эйк, – остальные лежат на горе. Я не представляю, как там всё случилось, но живых, судя по всему, нет. Там мёртвая тишина, полковник. Там всё выглядит мёртвым…
ДУША РЕКИ ТЕЧЁТ С РЕКОЙ (1867)
