горизонтальной поверхности, храпят, постанывают и пускают газы девять мужчин, уснуть не так-то легко.
Около трех утра я поднялся по трапу на ходовой мостик;
Уинстон Гест стоял на вахте, выпрямившись и облокотившись о поручень. Я так и не понял, чего мы, собственно, ждем.
Может быть, Хемингуэй опасается, что у рифа всплывет немецкая подлодка и расстреляет кубинский барак?
– Прекрасная ночь, – прошептал Гест. Я встал у поручня напротив. Ночь действительно была славная: на берег с шелестом набегали волны, их фосфоресцирующие завитки почти сливались с сиянием Млечного Пути, протянувшегося в черном куполе над нашими головами. В небе не было ни облачка.
– Не спится? – спросил миллионер. Мы находились всего в двух метрах над головами людей, лежавших на матрацах вокруг рубки, но плеск волн о корпус яхты, ветер и шум прибоя заглушали наш шепот.
Я покачал головой.
– Тревожитесь из-за завтрашнего дня? – допытывался Гест. – Думаете, в пещерах притаились подлодки?
– Нет, – тихо ответил я.
Гест кивнул. Даже в тусклом свете звезд я видел его обожженные солнцем щеки, и нос, и легкую улыбку.
– Я тоже не боюсь, – сказал он. – Наоборот, хотел бы, чтобы они там оказались, и мы поймали хотя бы одну.
Тем, как Гест произнес эти слова, он напомнил мне ребенка, который хочет звездочку с неба. Если Гест действительно агент – Британии или другой страны, – то он чертовски хороший актер. Однако, как я уже упоминал, все люди нашей профессии обладают этим даром.
– Вы заметили, что Эрнест читает при свете фонаря, пока остальные спят? – спросил Гест.
Я кивнул.
– Знаете, что он читает?
– Нет. – Я от всей души надеялся, что речь идет не о какой-нибудь чепухе вроде „новых распоряжений“.
– Одну из рукописей Марты, – сообщил Гест, понизив голос до такой степени, что из-за шума прибоя я едва разобрал его слова. – Книгу, над которой она сейчас работает;
Марта прислала ее из своего дурацкого путешествия. „Пурпурная орхидея“, или что-то в этом роде. Она хочет, чтобы Эрнест прочел ее и выразил свое мнение. Именно этим он сейчас занимается… отстояв за штурвалом четырнадцать часов.
Я кивнул и посмотрел на кубинский барак, сверкавший в свете звезд. После наступления темноты там некоторое время горела лампа, но маленький гарнизон лег спать довольно рано.
– Да, эти бедолаги застряли тут надолго, – заметил Гест. – Эрнесто сказал, что офицера загнали на этот островок за то, что он спал с женой командира, а остальные двое отбывают наказание за мелкое воровство.
Я кивнул. Я поднялся на мостик не для того, чтобы почесать язык, но если Гест хочет поболтать, что ж, ради бога.
Я продолжал размышлять о двух радиопередачах, которые перехватил днем.
– Кстати, о женах, – прошептал Гест. – Как она вам понравилась?
– Кто? – Я не имел ни малейшего понятия, кого он имеет в виду.
– Марта. Третья супруга Эрнеста.
Я пожал плечами.
– Должно быть, у нее стальные нервы, если она до сих пор катается вокруг Кариб на маленькой лодчонке.
Гест фыркнул.
– Вы хотели сказать – стальные яйца, – чуть слышно прошептал он. – Марта всегда считала, что именно она настоящий мужчина в семье.
Я окинул взглядом крупное тело Геста, силуэт которого выделялся на фоне светящихся волн, перехлестывавших через риф. После секундной заминки он продолжал торопливым шепотом:
– Эрнест показал мне несколько страниц книги, которую она пишет… роман о муже и жене, которые живут в усадьбе, похожей на финку „Вихия“. Муж ходит босиком, в шортах, всегда грязный, слишком много пьет, говорит одни глупости и так далее. Эта книга взбесила меня, Лукас. Совершенно очевидно, что Марта описывает Эрнеста, выставляя его в дурном свете. А он, уставший как собака, с больной головой после четырнадцатичасовой погони за субмаринами под палящим солнцем, на полном серьезе читает ее стряпню и делает пометки. Марта просто использует его, вот и все.
Я облокотился о поручень. Гест тяжело вздохнул.
– Я знаю, мне не следовало бы все это говорить, но вы и сами живете в финке, Лукас. Если не в самой усадьбе, то достаточно близко. Вы видите Марту и Эрнеста и понимаете, что я имею в виду.
Я промолчал, и Гест кивнул, словно я соглашался с ним.
– За неделю до ее отъезда в это дурацкое путешествие по заданию „Кольерса“, – шепотом продолжал он, – Эрнест попросил меня отправиться на утреннюю пробежку вместе с ней… с Мартой. В тот день состоялся первый круг соревнований по голубиной стрельбе, и он не хотел, чтобы Марта бегала одна. И я побежал вместе с ней. Из нее никудышная бегунья.
Поэтому я опередил ее на полмили, вернулся, опять убежал вперед на полмили и опять вернулся – убедиться, что она еще переставляет ноги… ну, вы понимаете.
Над морем в свете звезд промчалась чайка. Мы с Гестом проводили ее взглядами. Она летела совершенно бесшумно.
Гест поднял воображаемую винтовку и целился в чайку, пока она не скрылась за бараком кубинцев.
– И вдруг, когда мы вновь поравнялись, чтобы пробежать бок о бок несколько шагов, – зашептал Гест, – она меня спросила, что я думаю о ее выборе мужа. „Вы об Эрнесте?“ – спросил я, и Геллхорн ответила: „Нет… я имею в виду, что вы думаете о моем выборе?“ – и, хватая воздух, словно собака, которая вот-вот свалится от усталости, объяснила, что вышла за Хемингуэя, потому что он очень хороший писатель – „не великий“, подчеркнула она, „но очень хороший“ – и что он поможет ей вырасти как литератору и сделать карьеру. „К тому же, – добавила она, – книги, которые он уже написал, всегда будут приносить доход. Это очень удобно“.
– Меня словно обухом хватили, Лукас, – продолжал Гест. – Настоящая стерва, меркантильная эгоистичная сучонка! Говорить об Эрнесте такие вещи в моем присутствии!
Она ни словом не обмолвилась о том, что любит его, вы понимаете, что я имею в виду? Говорила только о том, что он поможет ее карьере. Какова мерзавка!
Гест шептал все громче, в его голосе слышалась нервная нотка, и я кивком указал на спящих. Хемингуэй спал в носовом трюме вместе с сыновьями, и все же кто-нибудь мог услышать возбужденный голос миллионера. Я приподнял бровь.
Он виновато кивнул, и его голос упал до едва слышного шепота.
– Вдобавок в Гаване и Кохимаре каждый человек… все, кроме Эрнеста, знают, что у Марты была интрижка с Хосе Регид ором.
– El Canguro? – изумленно прошептал я.
– Да, Кенгуру, – ответил Гест. – Красавец игрок хайалай. Он принадлежит к тому типу мужчин, которые больше всего нравятся Геллхорн. И считается хорошим другом Эрнеста. Мерзавец под стать Марте.
Я с сомнением покачал головой, потом прошептал:
– Я иду вниз. Если, конечно, вы не хотите, чтобы я вас сменил. День был долгий и трудный.
– Через полчаса на вахту заступит Пэтчи. – Гест неловко потрепал меня по плечу. – Спасибо, Лукас. Спасибо за то, что поговорили со мной.
– Не за что, – отозвался я и бесшумно спустился по трапу.
Утром мы отправились на юго-восток. Кейо Конфитес и Кейо Верде остались за кормой, а к югу от нас на горизонте промелькнули Кейо Романо и Кейо Сабинал – в сущности, не острова, а вытянутые участки материка – после чего мы продолжали плыть вдоль побережья залива, минуя Пунта
