и не любили?!! Нет! — В политику, что ли, пойти, уже речь готовая... — Тогда в чем, собственно, проблема, а чуваки? — Что-то немного не из той оперетты проскользнуло. — Неужели вам охота, вместо того чтобы нежиться на солнышке, утруждать свои пушистые лапки этим глупым походом? — Я вопросительно уставилась на серую толпу.
Что тут началось! Кошепусы орали, прыгали с дерева на дерево и даже отдельные личности поцарапали друг другу несколько морд. Эти мяудебаты продолжались примерно минут пятнадцать, затем наступило некоторое затишье. Наконец, под всеобщее одобрение одним из кошепусов мне была выражена благодарность за то, что я не просто прошла мимо, а вникла в суть их ошибки, приоткрыла глаза и тем самым спасла доброе имя всех кошепусов.
Порадовавшись за поумневших кошаков, я попросила выдать мне для «разъяснительной беседы» их главного оратора. Пришибленный и поникший Гетофикус абсолютно не возражал против этого, так как сейчас ему было просто необходимо заручиться чьим-то покровительством. Все остальные кошепусы тут же растворились в лесу, направляясь по домам.
— Итак, — грозно сдвинув брови, взглянула я на кошачьего революционера, как только последний «солдат кошепусовой армии» скрылся из виду, — как я поняла, столь благородный кошепус не мог сам додуматься до такого извращения, как глупый поход за самоутверждением? — Гетик радостно закивал, полностью соглашаясь со мной, а его шерсть и толстый подбородок вторили ему с удвоенной силой. — Следовательно, напрашивается вывод: кто-то подло обманул великородного котика, ввел в заблуждение, сбил с пути праведного! Так? — Снова серия старательных кивков, при которой уже и его щеки смешно закачались в такт голове. — На повестке дня вопрос: КТО это подлое создание?
— Это сурка! Это она ввела меня в заблуждение. Она сказала, что нас никто не любит, не ценит, не уважает. И если бы мы заявили о себе, то получили бы все сразу, а то и больше, — скороговоркой промяукал толстячок.
— Хорошо, ты доказал свою тонкость ума и лояльность по отношению к властям, — похвалила я его, снисходительно почесав за ушком, — я разберусь с этой подстрекательницей! Объясни-ка мне очень подробно, где ее можно найти.
И пушистость стал описывать (чуть не до травинки!) место пребывания этой «нарушительницы спокойствия кошепусов, которую он непременно съест, если она будет иметь неосторожность попасться ему вновь!». Поблагодарив Гетика за исчерпывающую информацию и трогательно с ним попрощавшись, я позвала Фара. Он появился почти сразу, будто сидел за соседним кустиком.
Сделав короткий доклад о сокрушительной подрывной деятельности в стане врага, которая принесла свои плоды, я сразу же осведомилась, знает ли он некоторую гражданочку сурку, которая, как показало проведенное мной расследование, напрямую замешана в этом деле и является косвенным организатором пушистого бунта.
Сурка (как я могла бы узнать из многочисленных книг, если бы уделяла им больше времени) оказалась птицей, умеющей разговаривать и по характеру напоминающая нашу сказочную сороку. Эти пташки селились отдельно друг от друга, и каждая имела свою территорию, то есть в описанном кошепусом квадрате была только одна подозреваемая. Блеск! Эрудиция плюс каторжный труд рождают современные бриллианты отечественного сыска. Как, к примеру, в моем случае.
Отправив коротенькую «депешу в Центр Юстасу», типа «В Багдаде все спокойно...», Фар повел меня производить отлов и допрос подозреваемой. Добрались мы туда за полдня. «Ходить намного полезней и веселей, чем перемещаться, к тому же можно заполнить некоторые пробелы в познаниях о местной флоре-фауне, которые ты не соизволила заполнить прочтением книг!» — напутствовал меня Фар. Гнездо этой болтливой особы нашли довольно быстро, но в означенной жилплощади гражданки сурки не оказалось. Поэтому мы устроили засаду.
— Что ты им сказала? — спросил нан спустя полчаса нашего молчаливого сидения.
— То, что они хотели услышать. Что они удивительно серенькие, очаровательно пушистенькие и ужасно уважаемые. А еще я им пела песенки, в качестве доказательства их исключительности. Жаль, что ты не присутствовал на моем сольном концерте.
— Слышал я твои «песенки»! — проворчал в ответ Фар. — Когда я их услышал, подумал — ты на помощь зовешь. Прибежал, а ты поешь, оказывается...
— Нет, я тут рискую жизнью, спасая Зубар от политического конфликта, возможной гражданской войны, а он!.. — Я была уязвлена по самое не хочу.
И... решила обидеться. Гордо вскинув голову и отвернувшись, больше часа я не разговаривала с наном и незаметно для себя задремала. Проснувшись, я услышала окончание какой-то проникновенной речи Фара.
— ... и вообще, это неблагоразумно. Ты слышишь?
— Нет, — проговорила я, протирая кулаками глаза, — я спала, поэтому, извини уж, не могла оценить тебя как оратора.
— Я тут битый час перед ней извиняюсь, а она, видите ли, спала! Нет, мне никогда не понять женской психологии. Сперва они до хрипоты требуют извинения, а когда им их предоставляют — они спят! — Его голос на последних нотах превратился в фальцет.
— Фар, — прервала я его необоснованное возмущение, так как прощения-то от него как раз сегодня я и не требовала, — а что это за перья торчат из гнезда нашего объекта?
Нан резко вскинул голову и, прошептав «Сурка!», в один прыжок оказался у дерева. Дерево для гнезда сурка выбирала небольшое, чтобы не быть легкой добычей для грузного кошепуса. Поэтому, посильнее брякнув по стволу, Фар легко вытряхнул пташку из гнезда. Не дав ей опомниться, он взял ее за лапы и поднял в воздух. Немного погодя пришедшая в себя сурка первым делом внимательно осмотрела свои «кандалы», а затем, вздохнув с явным облегчением, спокойно обмякла.
— Как я могу судить, меня пленил не жирный и ленивый кошепус, — начал этот комок перьев свою задушевную речь.
Речь птахи была проникновенной и какой-то даже душещипательной, а голос мягким и бархатистым. Говор попугаев из моего мира и рядом не стоял. Я с удивлением уставилась на нашу «добычу».
— Я очень рада, — между тем продолжила эта «лисица в перьях» елейным голоском, — что была поймана благородным и справедливым наном. Чем может помочь скромная птица столь почтенному охотнику?
Фар усмехнулся, а я, поборов свою растерянность (да, надо побольше читать о мирах!), приступила к оглашению обвинений, плавно переходя к допросу.
— Гражданочка сурка, вы арестованы за подстрекательство кошепусов к свержению нынешнего правительства, установлению нового порядка и подрыв общественного спокойствия. А также вы являетесь косвенным виновником массовых столкновений обозначенных кошепусов с представителями власти (это я уже о себе и Фаре)!
— Да как вы могли такое только подумать! Да чтобы я!.. Меня оклеветали, подло подставили, опорочили мое доброе имя! — С красноречием у этой пернатой, похоже, все было в порядке.
— Ты, птица-говорун, отличающаяся умом и сообразительностью, заткнись! — Сурка быстро захлопнула клюв и безвольно обвисла. — Слухай сюды. Мы ведь тебя не на понт берем, у нас есть свидетель. Если желаешь, можем очную ставку устроить. Думаю, что после нее оставшиеся перья уже к делу не пришьешь, поэтому если и получишь амнистию (что вряд ли), то ПОСМЕРТНО. Итак, будешь признаваться?
Сурка обдумала все сказанное и сразу принялась «колоться»:
— Да, да. Признаю свою вину. Совсем небольшую! Сболтнула лишнего, рассудок помутился. Чего не сделаешь во спасение свое? Этот усатый пузан (надо же, описания телосложения кошепуса у нас очень похожи) меня сожрать хотел! Представляете?!! Вот я и наговорила немного глупостей.
— Лед тронулся, господа присяжные... — начала я.
— Я еще не закончила! — принялся возмущаться этот «павлин».
— Стоять, бояться! — резко прикрикнула я, а сурка пискнула что-то по поводу невозможности сейчас стоять. — Делаешь, как я тебе велю, и тогда, может быть, доживешь до внуков.
— Конечно. Отпустите меня, и мы все обсудим, — вновь зашуршала голосом «подсудимая».
— Суп сварю, — коротко «подбодрил» ее Фар.
Слово снова получила я.
