Обычно придирчивый к одежде, Соколов на этот раз был одет в футболку, джинсы и комнатные тапочки на босу ногу.
— Я попрошу свидетеля покинуть помещение суда на время допроса подсудимого, — раздался уже знакомый Караваеву женский голос.
— Вы мне? — вытаращился Константин, оглядываясь по сторонам.
— Да, именно вам. И побыстрее, пожалуйста, вас позовут.
Константин пожал плечами и прошел к двери, которая тут же захлопнулась за ним. В комнатенке стало еще темнее.
— Подсудимый, встаньте и расскажите суду все, как было.
— О чем я должен рассказывать? — снова вскочил со скамьи Караваев.
— О вашей торговле книгами, которым цены нет, о вашем воровстве из Всегалактического запасного культурного фонда.
— Всегалакти… что? — изумленно произнес Караваев. — Из библиотеки, что ли?
— Из культурного запасного фонда. Здесь, на Земле, филиал этого фонда, где каждое созданное людьми произведение культуры и искусства хранится в единственном экземпляре. Теперь понимаете, какой вред вы нанесли фонду? Для восстановления пропавших экземпляров нам пришлось израсходовать столько энергии, что хватило бы на создание еще одного филиала.
— Позвольте возразить, — взяла слово женщина, наверное, защитник. — Федор Иванович не знал, что это Всегалактический культурный фонд.
— Он все равно не имел права трогать чужого. Как вы, Федор Иванович, докатились до такой низости?
— Я, понимаете, я… — Караваев не мог найти подходящего слова в свое оправдание и потому мялся. — Я и впрямь не знал, что эти книги… — Неожиданно он осмелел: — А зачем тогда вы держите это, как вы говорите, бесценное богатство в этой глуши? Да еще без охраны?
В хате стало совсем темно и тихо. Странный ветер подул на Караваева от печки — сырой и холодной, с запахом плесени и старости. Федора Ивановича пробрал озноб, он сжался, ожидая какого-то наказания. Однако услышал только голос:
— Мы последние хранители фонда, подсудимый, мы уходим в вечность и давно ищем себе замену, приглашая сюда ваших соотечественников, но ни один из них не выдержал экзамена. Как и вы…
Караваев сглотнул ставшую горькой слюну.
— А что я должен был делать?
— Наверное, не воровать, Федор Иванович, — с усмешкой произнес невидимый собеседник. — Что вы думали делать дальше с фолиантами?
— Как что? — удивился Караваев. — Продавать. Тем, кому они нужны.
— Вам они были не нужны?
— Мне?
— Именно вам, Федор Иванович?
— Чего нет, того нет. А вот деньги — другое дело, гражданин судья, деньги были нужны. Поиздержался я. Почти две с половиной тысячи долга было. Все занимал у товарищей, как получил квартиру, — то на мебель, то на кафель, то на одежду.
— Но вы же работали. Неужто на заработанные деньги не могли прожить?
Караваев засмеялся.
— На зарплату жить? Не смешите, гражданин судья. Плохо вы нашу жизнь знаете. На зарплату просуществовать можно, а чтобы купить что-то стоящее — нет, я пробовал.
— Значит, плохо работали, Федор Иванович, если мало денег получали. Впрочем, нет смысла говорить об этом. Что думает защита?
— Граждане судьи! Я хотела бы заметить, что у всякого народа существуют свои обычаи и нравы, и никуда от этого не деться. Подсудимый не выдержал экзамена, зачем же его судить? Пусть идет своим путем, забыв о существовании фонда. Как и его товарищ, виноватый, может быть, больше, чем подсудимый. Предлагаю продолжать поиск хранителей в других временах. Наш суд не решит проблемы, а перевоспитать этих людей невозможно, хотя Караваев еще мог бы нам помочь.
“Интересно, видит ли она меня? — меланхолически подумал Караваев. — По голосу, приятная женщина, а может, и девушка. Вот бы посмотреть. Может быть, тогда и на Валентину смотреть не захотелось бы?
— Уважаемые коллеги! — продолжала невидимая защитница. — Поскольку мне было поручено защищать этого молодого, душевного человека, я изучила его биографию, прошла вместе с ним по всем, так сказать, ошибочным ступеням его биологического развития и пришла к выводу, что не он один в этом виноват. Практически во всех случаях его подталкивали на ошибочный путь другие: ложные друзья, недруги, которых у него на редкость много, сослуживцы, соседи. А он просто слабый человек и не может бороться с соблазнами. Давайте отпустим его, пусть подумает над тем, что сделал. И если вернется, значит не все еще потеряно.
Молчание, долгое и страшное.
Караваев сидел, обомлев, обливался потом и пытался разобраться в мыслях и чувствах, ища и не находя нужных слов.
— Хорошо, — раздался наконец голос судьи, скорее печальный, чем суровый. — У меня осталось несколько вопросов свидетелю.
Константин вскочил в хатенку, словно кто-то подтолкнул сзади. Щуря свои близорукие глаза, он сел на скрипучий стул.
— Вы покупали у Федора Ивановича Караваева, подсудимого, книги, иконы?
— Да, покупал.
— Давно знакомы с ним?
— Еще со школы.
— Зачем вы покупали у него выкраденные из Всегалактического фонда книги?
— Во-первых, я не знал, что они из фонда, на них ведь нет штампа, а во-вторых, кто вы такие, чтоб задавать мне вопросы в таком тоне?
Стена хатки вдруг словно провалилась наружу, в провале выросла жуткая черная фигура, на мгновенье вспыхнули страшные огненные глаза, и Константин, а вместе с ним и Караваев, едва не закричали. Стена вернулась на место.
— Итак?
— А чего? — забормотал Константин. — Я ничего… только чтобы перепродать и заработать деньги.
— Сколько вы заплатили Федору Ивановичу?
— Разве это важно, гражданин судья? Вы же понимаете, что они стоили намного дороже.
— Хорошо, сколько вы на них заработали?
— Почти тысячу рублей. Девятьсот тридцать, если быть точным.
— Но ведь вы обещали говорить суду только правду, — вмешалась женщина.
— Да, да, — испуганно произнес Константин. — Две тысячи семьсот тридцать три рубля.
— И это все? — голос судьи подобно грому прокатился по этой темной, пахнущей нежильем комнатенке.
— Все, — упавшим голосом сказал Константин и встрепенулся. — Можно еще пару слов? Но ведь мы с ним, можно сказать, благородное дело делали. Какая польза от вашего фонда в этой глуши? Никакой! А мы дали мертвому, запыленному хламу жизнь! Без человека они мертвы. Разве вы не согласны со мной?
— Не согласны, Константин Степанович. Этот фонд — запас на случай… исчезновения вашей цивилизации, и хранить его надо до тех пор, пока не исчезнет угроза.
Караваев похолодел.
— В войне? Да? Ядерной? Будет в-война, да?
— Вы, люди, можете уничтожить себя и без войны. — В голосе говорившего выплеснулась вдруг жуткая тоска, так что Федор Иванович весь покрылся ледяными мурашками.
— Понимаю…
