здесь закон компенсации. Увеличить вероятность такого конфликта, довести вероятность до единицы — вот решение. Если закон компенсации можно обойти, то только так: бомбы будут рваться на своей территории! Но ведь в этой трагедии заключена для нас всех возможность пережить катастрофу. После ядерной зимы люди вернутся опять в век пара и начнут все сначала, конец мироздания будет отодвинут, но запирающий ген останется, и через сотни лет люди опять откроют энергию атома, и опять будет новый Комитет семи, и опять станет ясно, что… И придет новый Льюин… Или Петров…
“Неужели я не выйду отсюда? — думал Воронцов. — Неужели Сточерз обманул, и Крымова уже… Нет, я схожу с ума. На что все-таки может пойти этот Льюин с его гипертрофированным понятием о совести человечества? Какая нелепость: ученый, думающий о том, чтобы спасти тысячи разумных миров, связывается для этого с мафией. И как это проглядел Роджерс? И, может быть, именно поэтому за Льюином идут люди из службы безопасности?”
— Вчерашний взрыв в Африке — вы знали о нем заранее? — спросил Воронцов. — И сейчас ждете следующего? Когда? Где?
Он перестал слушать свои мысли, отдался интуиции, смотрел Льюину в глаза. Физик не отводил взгляда, он был честен перед собой и перед Воронцовым. Ему казалось, что и перед людьми он честен, что все, сделанное им, — действительно единственный выход.
— Завтра, — сказал Льюин. — Где? Неважно. Несколько небольших участков находится под их контролем. И два ядерных устройства. Кустарщина. Даже если бомбы взорвутся там, где их хранят, эффект будет не меньшим, если бы они взорвались в президентском дворце. Так что — начнется. Наши военные не замедлят вмешаться. Да и вы не сможете остаться в стороне. Цепь не прервется на этот раз…
— Надеетесь, — хмуро поправил Воронцов, быстро пытаясь сообразить, о каком регионе идет речь. Центральная Африка? Пожалуй, слишком далеко…
— Не гадайте, — сказал Льюин. — Я не для того говорил с вами, чтобы загадывать загадки.
— Потому вы и увезли Жаклин? Спрятали? Где? Зачем? Чтобы она пережила ужас? И как… как вам удалось обмануть людей Роджерса?
— Да, сам бы я не смог. Но ведь и у Стадлера тоже профессионалы… Вы думаете, что люди Роджерса неподкупны, как сама Фемида?
“Стадлер. Кто это? Никогда не слышал. Может, не фамилия, псевдоним?”
Дверь открылась, на пороге стоял Сточерз в сопровождении двух охранников.
— Господа, времени больше нет, — сказал он. — Сюда подъезжает ваш консул, господин Воронцов. Комитет решил предать все гласности.
— Вы с ума сошли.
— Уолтер, это общее мнение. Ты слишком многое взял на себя, это нужно исправить.
“Они все-таки выпустили Крымова? А где Портер? Нужно сказать о завтрашнем взрыве. Стадлер”, — с тревогой думал Воронцов.
— Только одно, Уолт, — продолжал Сточерз. — На какую сволочь ты работаешь? Скажи, времени не осталось.
Лицо Льюина потемнело.
— Вы все слышали, — пробормотал он. — Конечно, этого следовало ожидать…
— Уолт!
— Нет! — отрезал Льюин. — Вы просто струсили. Плевать на то, что будет после нас, лишь бы выжить сейчас, так?
Охранники пошли к Льюину через всю комнату.
“Что они собираются делать? Заставить его говорить — как?” — заволновался Воронцов.
— Стойте, — неожиданно спокойным и властным голосом сказал Льюин. — Я скажу, бог с вами, это ничего не изменит, вы просто не успеете, почему бы вам не знать. Бомба будет взорвана в…
Льюин дернулся, и гримаса невыносимой боли исказила его лицо. Пуля попала в грудь. Воронцов отступил, физик падал прямо на него. Мгновение спустя он сам был сшиблен с ног и, пытаясь ухватиться за что-нибудь, ударился головой о край журнального столика. Перед тем, как потерять сознание, он подумал, что стреляли в него, и успел удивиться, что это не так уж больно.
Голова раскалывалась, но хуже была тошнота. Воронцов пытался сдержать рвоту, но из-за этого голова болела еще сильнее. В конце концов он понял, что полулежит на заднем сиденье автомобиля Вел машину Крымов. Воронцов успокоился и попробовал сесть нормально. Его поддержали чьи-то руки. Чуть скосив глаза вправо, — повернуть голову не мог — Воронцов узнал Карпенко, руководившего пресс-группой в консульстве СССР.
— Не шевелите головой, голубчик, — сказал Карпенко. — Потерпите. Сейчас приедем.
— Куда? — спросил Воронцов. Ему показалось удивительным, что язык вполне повинуется, и даже мысли вроде бы перестали скакать.
— В консульство, — сказал Карпенко, — а потом домой.
— Завтра, — сказал Воронцов, — будет попытка спровоцировать ядерный конфликт… Попробуйте узнать, кто такой Стадлер. Группа экстремистов…
— Знаю Стадлера, — коротко сказал Карпенко.
— Предупредите… Что с Льюином? Там стреляли… кто?
— Не видели мы никого, — хмуро сказал Карпенко. — Нас и к дому не подпустили. Двое мужиков вытащили вас к воротам. А следом плелся этот репортер. Портер. Он едет сзади. Все. Молчите.
Воронцов закрыл глаза Тошнота немного уменьшилась. “Кто стрелял? Кажется, тот, кто стоял ближе к Льюину. Человек Роджерса. Сыщик. Почему?”
Воронцов почувствовал, что проваливается куда-то все глубже. Кровь приливает к затылку, бухает, а перед глазами почему-то женское лицо. Дженни Стоун? Или Жаклин? Впрочем, он никогда ее не видел… Они должны быть похожи… Господи, это Ирина. Такая, как двадцать три года назад, когда они увиделись впервые. “Я отвечаю за тебя, — подумал он, — и за нашу Лену, и за сына ее. Я точно знаю, что будет сын, а у меня внук… Завтра взорвется бомба… Почему завтра? Она взорвется через много лет. Бомба — это мы, люди. Как глупо. Нужно доказать ему… Не могу, все путается…”
“25 сентября. Нью-Скоп. ТАСС. Сегодня в Советском представительстве состоялась пресс- конференция, на которой посол И.В.Лукьянов сделал заявление:
“В течение последних суток в Федерации ведется интенсивная антисоветская кампания под предлогом того, что специальный корреспондент газеты “Хроника” А.А.Воронцов якобы занимался здесь недозволенной деятельностью. Со всей ответственностью заявляю, что это не соответствует действительности. Воронцов проводил журналистское расследование, ни в коей мере не связанное с вмешательством во внутренние дела Федерации. В настоящее время состояние здоровья Воронцова, раненного неизвестными лицами, убившими также двух американских ученых — физика Льюина и биолога Сточерза — остается тяжелым. Воронцов в сознание не приходил. Завтра он будет отправлен в Москву. Мы надеемся, что соответствующие службы проведут беспристрастное расследование трагедии. Ответственность за случившееся целиком ложится на администрацию Федерации”.
“25 сентября. Нью-Скоп”. Рейтер. В ходе пресс-конференции советский посол Илья Лукьянов ответил на ряд вопросов.
Вопрос. В кругах журналистов говорят, что погибший физик пришел к идее, чго человечество будто бы является разумной бомбой, созданной природными силами, чтобы в нужное время изменить Вселенную. Воронцов интересовался этой проблемой. Не могли бы вы дать комментарий?
Ответ. Я не могу комментировать слухи. Все, что касается научной стороны дела, сейчас тщательно изучается. В случившемся есть гораздо более существенный момент. Будущее всего человечества не может быть предметом кулуарных решений, оно зависит от воли всех людей планеты. Льюин и его коллеги пытались сами решить, по какому пути развиваться нашей цивилизации. Нельзя обвинять этих ученых в реакционных побуждениях. Но важны следствия, важны поступки. Они совершенно безответственны. И это естественно, когда за решение глобальных проблем берется ограниченный круг лиц.
