…Конечно, Вася Головко узнал его сразу, даже раньше, чем Сид представился с экрана видеотелефона. Очень характерные голос и акцент: почти все фразы построены правильно, но интонация совершенно английская. Во время прошлой встречи, полгода назад, Васе понадобилось несколько дней, чтобы привыкнуть к речи коллеги. А сейчас Вася сразу понял, что Сид Макги ищет тему.
Конечно, вежливость требовала тут же пригласить американского коллегу к себе в Ялту: в конце концов, если ничего интересного не найдется, можно просто провести пару дней по-курортному. Не самое худшее время. Тем более, что лично против Сида у Васи не было никаких предубеждений, разве что нежелание связываться с дополнительными хлопотами. Если бы Сид сказал прямо и определенно, что хочет просто развеяться, отдохнуть, поваляться в шезлонге, искупаться в теплом море и понюхать реликтовый можжевельник, то можно было бы пойти ему решительно навстречу. Начальство наверняка разгрузило бы Васю Головко дня на три — ко всеобщему удовольствию. Но Сид искал темы, а из этого неизбежно следовало, что на самом деле работать в основном придется Васе. Он-то хорошо знал, сколько и какие бюрократические ритуалы сохранились в наших организациях, а Сиду пришлось бы в одиночку возиться долго. Да и беседовать с людьми Макги лучше не одному, а в паре: к сожалению, старые предубеждения и стереотипы сказываются. Крепко вросли. Слова некоторых, вроде бы потенциально очень интересных собеседников сразу становятся банальными и однообразными, едва выясняется, что собеседник — иностранный журналист.
Нет, решительно не хотелось Васе, чтобы Сид приезжал по делам сейчас. Еще бы осенью, когда жара спадет и Ялта разгрузится — куда ни шло, но сейчас…
В то же время, конечно, не следовало осложнять отношений с Сидом. Прямой выгоды в дружбе с ним, равно как и с другими, Вася не искал, но и поводов для разрыва — тоже. Чем больше у тебя друзей — тем ты богаче. Не так ли?
Когда позвонил Сид, Вася как можно любезнее улыбнулся в объектив камеры, говорил радушно — и в то же время достаточно категорично. К сожалению, мол, сейчас во всей Большой Ялте нет ничего, представляющего международный интерес. Да, на днях в Гурзуфе будут проводиться какие-то мероприятия, связанные с применением новой экографической техники и с прогрессивной педагогикой, но это не так уж интересно, если и можно что сделать, так небольшой репортаж. А в Симеизе — он там был сам, брал интервью у профессоров Чернина и Стьюарта, но пока ничего такого интересного нет…
Вася не сказал, что в Симеиз ему особенно не хочется ехать: Центр переполнен, все заняты делом и отвлекаться не любят, о чем корреспонденту было недвусмысленно заявлено.
А с языкастой девицей из группы наблюдения произошла резкая перебранка, в которой Вася выглядел дураком.
…Так что если к нам, то это очень здорово бы во второй половине сентября: и погоды будут, и кое-что интересное по работе. Вася отключил связь — и в то же самое мгновение почувствовал: будут неприятности.
Он хорошо знал это ощущение. Еще ни разу оно не появлялось просто так. Уже, значит, сказано что-то или совершен поступок, прямым и скорым следствием которого будут хлопоты, беспокойство, нервотрепка и так далее. Лучше бы это безошибочное ощущение появлялось, хоть на мгновение, заранее. Тогда можно было бы избежать многих неприятностей.
Пару минут Вася позволил себе помечтать о таком счастье, но пора уже было выезжать в Шарху: требовалось присутствие корреспондента на третьем экстренном собрании в карьероуправлении. Перед выездом Головко только и успел, что позвонить в “Интурист” и забежать на второй этаж, к ответственному секретарю — узнать самые последние городские новости. Ничего тревожного… Но кошки на душе скребли, и всю дорогу до Шархи Вася старался вычислить, что за неприятности предстоят… И перед самым поворотом к карьероуправлению “зевнул” ухаб, и у старенькой верной “Оки” хрупнула и полетела ко всем чертям подвеска правого колеса.
Созванивался с автоцентром Вася, естественно, уже из своего кабинета, из редакции. Время приближалось к трем часам. Он уже собирался уходить, но задержался и прокрутил пленку автоответчика.
Оказывается, подвеска “Оки” — это еще не все хлопоты. За пять минут до его приезда на буксире из Шархи прозвучал звонок из Массандры, из интуристовской гостиницы. Голос с характерными интонациями…
…Потом занялись делом.
Татка бросилась поднимать распечатки, чтобы установить, с какого именно времени появилось такое распределение показаний. Даню почему-то тревожила мысль о том, на каком языке будут разговаривать через тысячу лет. Сойер достал свой персональный комп и, нажав клавишку, развернул на полные габариты демонстрационный экран.
За две недели знакомства и совместной работы Даня уверился, что у Алекса Сойера масса недостатков. Коллега оказался “безруким”, плохо знающим нестандартное оборудование, зато придирчивым к мелочам, а посему заставлял Даню доводить детали. Кроме того, Алекс — изрядный соня и большой любитель пошуметь насчет своей демократии, но вот чего никак нельзя отнять у доктора Сойера — так это умение совершенно блестяще работать со своим компом.
Вот и сейчас — только полюбоваться, как он управляется! И часа не прошло, Татка только-только разобралась в ворохе распечаток и установила, что искажение показаний появилось недавно, два часа назад, как раз на стыке смен. А на раздвинутом экранчике, торчащем, как парус над лодочкой, над Алексовым компом, уже выстроилась картинка.
Нет, нельзя не признать, что по части компьютерной грамотности мы сильно отстали. Вроде и в школе, и в институте, и на специальных курсах натаскивали Даню Кружкина, и прехорошенький ПК-ПС 113488 украшал его кабинет, а у Татки так и вообще был специальный диплом о присвоении высшей квалификации, а вот такого, как доктор Сойер, не сделали бы.
Нарисовала машинка на дисплее все, что там, на орбите, происходит. В самом низу экрана — главная платформа, чуть повыше и сбоку — платформы дополнительные, фокусированные, а над ними…
Над ними, всего в полукилометре, если верить масштабной сетке, электронный карандаш нарисовал трехсотметровый правильный конус со слегка сплющенной вершиной.
Все они знали: среди многообразия форм и размеров естественных космических тел такое исключено…
“Конус” висел в пространстве неподвижно, не менялось ни его расстояние от платформы, ни угол наклона его оси к плоскости.
Корабль.
Даже не обсуждалось — никаких сомнений у всех троих: корабль.
Конечно, можно, а быть может, и нужно было проверить программу, сымпровизированную доктором Сойером, хотя опыт совместной работы показывал, что Алекс в таких вещах не ошибается. Татка проверила другое. Пока Кружкин и Сойер спорили, какова действительная разрешающая способность и насколько отражается на передаче форм столь медленное — раз в пять секунд — сканирование, Татка занялась центральным экраном.
Четыре телекамеры, установленные на главной платформе, и еще три, установленные на платформах дополнительных, по командам с Земли могли немного поворачиваться. И вот теперь Татка включила сервомоторчики, поворачивающие камеры, и вывела “телеглаза” на предельные углы возвышения: так, чтобы корабль, конус или что еще там, оказался в поле зрения.
Телекамеры были предназначены для обзора платформ, использовались в основном для коррекции действий монтажников, заменяющих “бочонки” гравидатчиков или панели солнечных батарей. Для
