оберста были ложью, оправдывавшей его бездействие. Его деятельность психиатра тоже была ложью, способом отодвинуть свои страхи на безопасное академическое расстояние. Его служба в качестве санитара во время трех израильских войн также представляла собою самообман, позволявший избегать конкретных действий.
Пребывая в сером мареве между наркотической нирваной и болезненной действительностью, Сол угадывал в истинном свете свою многолетнюю ложь. Он оправдывал себя вымышленными причинами, когда в Чарлстоне рассказывал шерифу и Натали о Нине и Вилли. Втайне он надеялся, что это подвигнет их к какому-либо действию. С себя же он груз ответственности за необходимость отомстить снимал и перекладывал на плечи других. Он обратился к Арону с просьбой найти Френсиса Харрингтона не потому, что был слишком занят, а потому, что подсознательно желал, чтобы все за него сделали Арон и Моссад. Теперь он понимал, зачем двадцать лет назад рассказал Ребекке об оберсте: не признаваясь себе в этом, он тайно надеялся, что она сообщит Давиду, а Давид в своей энергичной американо-израильской манере займется этим…
Сол содрогнулся, подтянул колени к груди и замер, обозревая вереницу лжи, которая прошла через всю его жизнь. За исключением редких минут, как, например, в Челмно, когда он скорее готов был убить, чем оказаться в числе уведенных в ночь, вся его жизнь являлась гимном бездействию и компромиссу. И казалось, власть имущие ощущали это. Теперь он понимал, что его назначение на работу в ров в Челмно и на сортировочный узел в Собибуре было не просто случайностью или удачей: те негодяи, что распоряжались его жизнью, каким-то образом чувствовали, что Сол Ласки по натуре прирожденный капо, союзник, человек, которого можно спокойно использовать. Он не мог взбунтоваться, броситься на колючую проволоку, отдать свою жизнь за других даже для спасения хотя бы собственного достоинства. Его бегство из Собибура и за пределы охотничьих угодий оберста было не закономерным, а чисто случайным – он просто поддался течению не зависевших от него событий.
Сол выкатился из кровати и замер, покачиваясь, посреди своей крохотной стальной камеры. На нем был надет серый комбинезон, очки отобрали, поэтому металлическая стена, находившаяся в нескольких футах, расплывалась и казалась нематериальной. Левая рука Сола была на перевязи, но сейчас он вынул ее, и она свободно свисала вдоль тела. Он осторожно пошевелил пальцами, и его плечо и шею пронзила острая боль, отрезвляющая сознание. Он еще раз пошевелил рукой. И еще раз. Затем, спотыкаясь, добрел до стальной скамейки и тяжело рухнул на нее.
Джентри, Натали, Арон и его семья – над всеми ними теперь нависла ужасная опасность. Но со стороны кого?
Он почувствовал сильное головокружение и, склонив голову, застонал. Почему он оказался настолько глуп, что приписал эти страшные способности лишь оберсту и тем пожилым женщинам? И сколько еще было таких, кто разделял с Борденом его пристрастия и таланты? Из груди Сола вырвался хриплый смех. Он посвятил в свою историю Джентри, Натали и Арона, не имея ни малейшего представления, как бороться даже с одним оберстом! Он не предполагал, что все они – его друзья, его близкие, могут попасть в какую- либо ловушку. Вилли Борден ни о чем не догадывается, а непричастность этих людей служила как бы гарантией их безопасности. Но что же он надеялся сделать дальше? На что рассчитывал? На выстрел из моссадовской «беретты» двадцать второго калибра?
Сол прислонился к холодной металлической стене. Скольких же людей он погубил из-за собственной трусости и бездействия? Стефу. Джозефа. Своих родителей. А теперь, почти наверняка, шерифа и Натали. Френсиса Харрингтона. Сол снова застонал, вспомнив утробное «Auf Wiedersehn» в кабинете Траска и последовавший затем взрыв. За мгновение до этого оберст каким-то образом дал возможность Солу взглянуть на происходящее глазами Френсиса, и Сол уловил загнанное в угол перепуганное сознание Харрингтона, оказавшегося пленником в своем собственном теле и безвольно ожидающего неизбежного конца. Сол посылал его в Калифорнию. С ним были его друзья Селби Уайт и Деннис Леланд. Значит, еще две жертвы на алтаре трусости Сола Ласки…
Он не понимал, почему они вдруг решили сделать перерыв, перестав колоть ему наркотики. Возможно, он, доктор Ласки, больше не нужен им, и в следующий раз, когда за ним придут, его отведут на казнь. Но ему уже было все равно. Он чувствовал, что его словно электрическим током пронзает ярость. Перед тем как неизбежная, давно ожидаемая пуля разнесет ему голову, он должен совершить поступок. Он нанесет кому-нибудь ответный удар. В это мгновение Сол Ласки с радостью отдал бы свою жизнь, только чтобы предупредить Арона, Джентри и Натали, но с еще большей готовностью он отдал бы их жизни, чтобы отомстить оберсту или любому из этих надменных негодяев, управлявших миром и посмеивавшихся над страданиями людей, которых они использовали как пешек.
Дверь с лязгом поползла в сторону, и в камеру вошли трое высоких мужчин в белых комбинезонах. Сол с трудом поднялся и, подойдя к ним на заплетающихся ногах, вмазал первому по физиономии.
Удар не достиг цели. Мужчина рассмеялся, легко перехватил его руку и завел ее за спину.
– Смотри-ка, он хочет с нами поиграть.
Сол попробовал сопротивляться, но здоровяк справился с ним, как с ребенком. Второй закатал ему рукав и достал шприц. Сол стиснул зубы, стараясь не заплакать.
– Сейчас будем бай-бай,– сказал третий и ввел иглу в исхудавшую, исколотую руку.– Приятного путешествия, старина.
Они выждали с полминуты, потом отпустили его и повернулись к двери. Сжав кулаки, Сол сделал несколько неуверенных шагов в их сторону, но потерял сознание еще до того, как захлопнулась дверь.
Ему снилось, что его куда-то ведут и он послушно переставляет ноги. До него донесся звук работающих авиадвигателей, он ощутил застоявшийся запах табачного дыма. Потом его снова куда-то вели, поддерживая под руки. Свет горел нестерпимо ярко, а когда он закрыл глаза, то услышал перестук колес поезда, увозившего его в Челмно.
Очнулся Сол в удобном кресле и через некоторое время по ровному ритмичному гулу сообразил, что находится в вертолете. Глаза его были закрыты. Под головой лежала подушка, но щекой он ощущал поверхность не то стекла, не то пластика. До слуха долетали приглушенные мужские голоса и звуки радиосвязи. Хотя очки снова были на месте, Сол не стал открывать глаза, надеясь собраться с мыслями и уповая на то, что захватившие его люди не обратят внимания на окончание срока действия наркотика.
– Я знаю, что вы проснулись,– раздался рядом мужской голос.
Сол уже где-то слышал его. Он открыл глаза, превозмогая боль, повернул голову и поправил очки. В темном салоне в пассажирских креслах сидели трое мужчин. В красном свете приборной доски виднелись фигуры пилота и его помощника. За иллюминатором справа разглядеть что-либо было невозможно, а слева от Сола расположился агент по особым поручениям Ричард Хейнс. Он перелистывал какие-то бумаги при свете крохотной лампочки над головой. Сол откашлялся и облизнул сухие губы, но Хейнс опередил его:
– Мы садимся через минуту. Приготовьтесь.– На подбородке агента все еще оставался след от синяка.
Сол вспомнил о вопросах, которые хотел задать, но решил не делать этого. Он опустил глаза и только теперь заметил, что его левая рука была прикована наручниками к правой руке Хейнса.
– Сколько времени? – спросил он, и голос его прозвучал как воронье карканье.
– Около десяти.
Сол вгляделся во тьму за иллюминатором и понял, что десять вечера, а не утра.
– Какой сегодня день?
– Суббота,– с легкой улыбкой ответил Хейнс.
– Число?
Фэбээровец замешкался и слегка передернул плечами.
– Двадцать седьмое декабря.
Сол закрыл глаза от внезапно накатившего на него приступа головокружения. Значит, потеряна неделя. Но ему казалось, что прошла вечность. Нестерпимая боль пронзила левую руку и плечо. Оглядев себя, он увидел, что одет в чужой темный костюм, белую рубашку и галстук. Сол снял очки. Стекла были подобраны правильно, однако оправа новая. Он внимательно рассмотрел пассажиров вертолета. Из всех он знал только Хейнса.
– Вы работаете на Колбена,– медленно проговорил Сол. Агент не ответил, и он продолжил: – Вы ездили в Чарлстон убедиться, что местная полиция так и не догадалась, что же произошло на самом деле. И вы