– Моя машина там, у парадного входа.
– Да? А как же вы меня увидели?
– Я заметила вас, когда вы проезжали мимо. Вы очень пристально вглядывались в окна и почти остановились перед домом. После того как ваша машина свернула за угол, я пошла сюда, чтобы проверить.
– Гм… Из меня получился бы плохой шпион.
– Вы действительно психиатр?
– Да.
– Но вы не из здешних мест.
– Нет, из Нью-Йорка. Я иногда работаю в клинике Колумбийского университета.
– Вы американец?
– Да.
– А ваш акцент… немецкий?
– Нет. Я родился в Польше. Как вас зовут?
– Натали. Натали Престон. Мой отец был… Ну, вы все знаете.
– Я очень мало знаю. А в данный момент с уверенностью могу сказать только одно.
– И что же? – Лицо молодой женщины казалось очень напряженным.
– Что я умираю с голоду. Ничего не ел с самого утра, не считая чашки жуткого кофе, выпитого в кабинете шерифа. Если вы согласитесь поужинать со мной где-нибудь, мы могли бы продолжить беседу.
– Да. Но только при двух условиях,– кивнула Натали Престон.
– Каких?
– Во-первых, вы мне расскажете все, что знаете по поводу гибели моего отца. Все, что может ее как-то объяснить.
– А во-вторых?
– Вы снимете свою промокшую кепку, когда мы будем есть.
– Согласен.
Ресторан назывался «У Генри» и располагался совсем недалеко, возле старого рынка. Снаружи он выглядел не очень-то респектабельно: побеленные стены без окон и каких-либо украшений с единственной светящейся вывеской над узкой дверью. Внутри помещение было старым, темным и напоминало Солу гостиницу около Лодзи, где его семья иногда обедала, когда он был еще ребенком. Между столами бесшумно сновали высокие чернокожие официанты в чистых белых куртках. В воздухе стоял терпкий возбуждающий запах вина, пива и даров моря.
– Чудно,– обрадовался Сол.– Если тут еда такая же вкусная, как запахи, это будет что-то незабываемое.
Его надежды полностью оправдались. Натали заказала салат с креветками, а Сол съел несколько кусков меч-рыбы, поджаренных на вертеле, с овощами и картофелем. Оба пили холодное белое вино и разговаривали обо всем на свете, кроме того, зачем пришли сюда. Натали узнала, что Сол Ласки живет один, хотя и обременен экономкой, оказавшейся наполовину ведьмой, наполовину терапевтом. Он объяснил Натали, что ему никогда не придется обращаться за профессиональной помощью к своим коллегам, пока рядом есть Тима, поскольку она не переставая растолковывает ему его же неврозы и сама ищет способы их лечения.
– Значит, у вас нет семьи? – спросила Натали.
– Здесь только племянник.– Сол кивнул официанту, убравшему тарелки с их стола.– В Израиле у меня кузина и множество более дальних родственников.
Сол в свою очередь узнал, что мать Натали умерла несколько лет назад, а сама девушка сейчас учится в аспирантуре в Сент-Луисе.
– А почему так далеко от дома? В Чарлстоне ведь тоже есть университет. И в Южной Каролине… Там преподавал один мой коллега.
– Правильно,– кивнула Натали.– Есть еще и университет Боба Джонса в Гринвилле, но отец хотел, чтобы я уехала подальше от «зоны бедных белых хулиганов», как он ее называл. В Сент-Луисе прекрасная аспирантура по педагогике. Пожалуй, это одно из лучших заведений для человека с дипломом по искусству. Во всяком случае, там мне даже удалось стать стипендиатом.
– Вы художница?
– Фотограф. Немного занималась кино, рисовала и писала маслом. Вторая специальность у меня английский язык. Я училась в Оберлине, Огайо. Приходилось слышать?
– Да.
– В общем, одна моя подруга, Диана Гольд,– она пишет акварелью, и очень, кстати, хорошо,– в прошлом году убедила меня заняться преподаванием. И почему я вам все это рассказываю?
Сол улыбнулся. Официант принес счет, и Ласки настоял, что оплатит его сам.
– Вы мне так ничего и не скажете? – спросила Натали. В голосе ее прозвучала боль.
– Напротив,– заверил он.– Я, возможно, расскажу вам больше, чем когда-либо кому-то рассказывал. Вопрос только – почему?
– Что почему?
– Почему мы доверяем друг другу? Вы видите, как незнакомый человек вламывается в чужой дом, а два часа спустя мы уже мирно ужинаем вместе. Я же встречаюсь с молодой женщиной, которая наставляет на меня пистолет, но готов поделиться с ней чем-то таким, что оставалось невысказанным много лет. Почему так, мисс Престон?
– Зовите меня Натали. Я могу объяснить только то, что чувствую сама.
– Объясните, пожалуйста.
– У вас честное лицо, доктор Ласки. Нет, «честное» – не то слово, скорее неравнодушное. В вашей жизни было много печали… – Натали смолкла.
– У всех в жизни много печали,– тихо заметил Сол.
Темнокожая девушка кивнула:
– Но некоторых людей это ничему не учит. Вас, мне кажется, жизнь многому научила. Это… это видно по вашим глазам. Я не знаю, как выразиться яснее.
– Значит, на этом мы основываем свои суждения и само наше будущее? – спросил Сол.– Судим по глазам человека?
Натали взглянула на него:
– А почему нет? У вас есть лучший способ? – Это прозвучало не как вызов, а как вопрос.
Ласки медленно покачал головой:
– Нет. Пожалуй, лучшего способа нет. По крайней мере, для начала.
Они двинулись из исторической части города на юго-запад. Сол ехал в своей взятой напрокат «тойоте» следом за зеленой «новой» девушки. После моста через реку Эшли они свернули на семнадцатое шоссе и вскоре добрались до Сент-Эндрюса. Дома здесь были белые, в основном щитовые,– типичный район среднего класса. Сол остановился на подъездной дороге к дому, сразу за машиной Натали Престон.
Внутри было чисто и уютно, большую часть места в небольшой гостиной занимали тяжелое старинное кресло и такая же тяжелая софа. На белой каминной полке стояли горшки со шведским плющом и многочисленные семейные фотографии в металлических рамках. На стенах тоже висели фотографии, но скорее профессиональные. Сол с интересом принялся рассматривать их, пока Натали включала везде свет и убирала верхнюю одежду.
– Ансельм Адамс,– сказал он, пристально глядя на великолепный черно-белый снимок небольшой деревни в пустыне и кладбища, освещенного бледной луной.– Я про него слышал.
На другом фото тяжелые волны тумана обволакивали город на холме.
– Майнор Уайт,– подсказала Натали.– Отец был знаком с ним где-то в начале пятидесятых.
Там же висели фотографии Имоджин Каннингэм, Себастьяна Милито, Джорджа Тайса, Андре Кертеша и Роберта Франка. Снимок Франка заставил Сола остановиться. Человек в темном костюме и с тростью стоял на крыльце старинного дома или отеля. Лестничный пролет, ведущий на второй этаж, скрывал его лицо.
