«Я оказалась в ловушке. В клетке, в темнице. Иначе мое положение не описать. Хотя внешне все благопристойно, благополучно. И вряд ли кто поймет мою тоску. Глупая, скажут, не ценишь своего счастья. Так и потерять все недолго.
Счастье? Муж, дети, дом – полная чаща, наряды и драгоценности. Счастье? Или кандалы, ошейник, крючок, с которого уже не сорваться? Как получилось так, что я сама сунула голову в петлю? Не отказала ему, когда он сделал предложение…»
Надо же, прошел век, а читается так, будто это современный любовный роман в мягкой обложке. Жаль только, что хеппи-энд главную героиню не ждет. В последнее время что-то мне везет на печальные женские истории. Екатерина, Татьяна, Лариса…
Впрочем, вскоре случилось нечто, что заставило меня на время позабыть о чужих проблемах. И понять, что у меня хватает своих.
Сначала Александра застукала меня за чтением.
– Что это? – с подозрением спросила она, неслышно подкравшись к моему столу. – Только не говорите, что переписка с Эфиопией.
– Это… Ну вообще-то, научное открытие! – Пусть знает, что у меня разносторонние интересы.
– Разрешите взглянуть?
Я не возражала. Но особого впечатления на нее открытие Татьяны не произвело.
– Это какая-то новая мода – копаться в грязном белье великих людей и их близких? – Лицо Петровской выражало крайнее неодобрение.
– А по-моему, забавно, что сын Толстого Андрей оказался таким Казановой, – возразила я. – Охмурил одну, женился на другой. Весь в папашу, ведь и сам «великий старец» в молодости портил крестьянских девок.
– Это вульгарный подход, – возмутилась моя начальница. – Сейчас молодежь не читает Толстого и Достоевского. Но вот о любовных похождениях их отпрысков и о прочих нелепых выдумках прочтет с удовольствием…
– Но это не выдумки, – напомнила я. – Это неизвестные ранее дневники Екатерины Толстой.
– Почитайте лучше эфиопскую переписку! – потребовала шефиня.
Через пять минут после окончания рабочего дня Юра появился в нашем офисе. В черном с серыми полосками костюме и в рубашке стального цвета. Высокий, кареглазый. Не мужчина, а мечта! Причем моя…
Он пришел ко мне. Он тоже соскучился. И больше не сердится. Не считает, что мне нужно ставить неуд по поведению и кол по прилежанию. Мы так давно вместе, и он любит меня такой как есть.
– Здравствуй, Виктория, – почему-то официальным тоном произнес мой жених.
Впрочем, при посторонних он не стремится афишировать наши чувства.
– Вы готовы, Александра Евгеньевна? – Юра смотрел куда-то за мою спину.
А там… Не может быть! Там сияла, как отмытый светофор всеми тремя глазами, Петровская. Она сняла пиджак, который таскала весь день, и вдруг оказалась в вечернем платье модного в этом сезоне темно- лилового, почти черного, оттенка. Но бог с ним, с платьем, хотя оно очень ей шло. Главное, Александра улыбалась Юре так, будто он пришел именно к ней.
А он и пришел к ней.
– Идемте, Юрий Вадимович, – она грациозно шагнула к нему и взяла его под руку.
Я почти поймала свою отвалившуюся от изумления челюсть. Почти смогла сделать вид, что ничего особенного не происходит. Все о’кей! Почти…
В дверях Юра остановился, повернулся ко мне и снизошел до объяснения:
– Мы с Александрой сегодня идем в «Сатирикон» на «Контрабас».
Они вместе идут в театр? Или это просто отмазка?
– А почему не в Большой на «Вишневый сад»? – хихикнула я.
Это нервное.
– В Большом театре не ставят Чехова, – Александра посмотрела на меня как на дауна.
– А с каких это пор в «Сатириконе» играют на контрабасе? – парировала я. – Это вам не концертный зал консерватории.
– «Контрабас» – это пьеса по книге Зюскинда, – хмыкнула Александра. – Или вы не знаете, кто такой Зюскинд?
– Почему же, «Парфюмера» я смотрела. В кино. Но я забыла, что такое пьеса, – огрызнулась я.
– Посмотрите в Интернете, если еще помните, что это такое, – Петровская откровенно забавлялась.
– Я уверен, что Виктория помнит и это, и много другое, – улыбнулся мне Юра, словно разговаривал с лжекалекой, который просит милостыню в метро: «Не притворяйся, ты можешь ходить, ты многое можешь…»
Александре эта улыбка не понравилась.
– Мы опаздываем, – нервно заявила она. – Прощайте, Виктория!
Они ушли. А я осталась. С мыслью о том, что прошло всего несколько дней после того, как я узнала о проклятии рубинов, а я уже потеряла так много из того, что вижу каждый день.
