Саттер и Хэрод покинули площадку еще до того, как погасли навесные софиты и стихли аплодисменты. Быстрым шагом они двинулись по кондиционированным коридорам, устланным коврами. Мария Чен и жена преподобного Кей ожидали их в кабинете Саттера.
– Ну, что ты думаешь, дорогая? – осведомился Саттер.
Кей Элен Саттер, высокая худая женщина, наложила на лицо столько слоев косметики и сделала такую прическу, что казалось, ее вылепили много лет назад.
– Замечательно, дорогой. Восхитительно.
– Надо было отказаться от этого монолога идиота певца, когда он начал разглагольствовать о евреях, сующихся в шоу-бизнес, – заметил Саттер. – Хотя у нас еще есть двадцать минут, чтобы вырезать кусок пленки до того, как все пойдет в эфир. – Он надел очки и посмотрел на жену. – Куда это вы собрались?
– Я хочу показать Марии детскую группу в общежитии женатых студентов, – ответила Кей Саттер.
– Отлично, отлично! – одобрил преподобный. – У нас с Тони запланирована еще одна короткая встреча, а потом им пора отправляться в Атланту.
Мария Чен бросила на Хэрода вопросительный взгляд. Тот пожал плечами, и обе женщины вышли.
В обширном кабинете преподобного Джимми Уэйна Саттера в отличие от красно-сине-белых тонов остальной части комплекса преобладали нежные бежевые цвета. Одну стену целиком занимало окно, выходившее на лужайку и небольшой клочок леса, оставленный строителями. Позади широкого письменного стола были развешаны фотографии известных и влиятельных лиц, почетные грамоты, удостоверения о награждениях, афиши и другие документы, свидетельствующие о высоком и стабильном положении Джимми Саттера.
Хэрод рухнул в кресло и, вытянув ноги, шумно выдохнул воздух. Саттер, сняв пиджак и расстегнув рукава рубашки, сел напротив.
– Ну что, Тони, позабавился? Хэрод запустил пальцы в волосы.
– Надеюсь, что никто из моих сотрудников не увидит этого.
Саттер улыбнулся.
– Почему, Тони? Неужели причастность к богоугодному делу может повредить кинобизнесу?
– Повредить ему может идиотский вид. – Хэрод посмотрел в дальний конец кабинета, где находился бар. – Можно, я что-нибудь выпью?
– Конечно, – ответил Саттер. – Справишься сам? Ты здесь все знаешь.
Хэрод уже направился к бару. Он налил себе водки со льдом и вытащил еще одну бутылку из потаенного шкафчика.
– Бурбон?
– Да, пожалуйста, – кивнул Саттер. – Ты рад, что принял мое приглашение? – осведомился он, когда Хэрод протянул ему бокал.
– А ты думаешь, разумно было засвечиваться, показывая меня в этой программе? – Он сделал большой глоток.
– Они и так знают, что ты здесь, – возразил Саттер. – Кеплер следит за тобой и одновременно с братом К. не выпускает из виду и меня. Может, твои показания их немного смутят.
– Не знаю, как их, но меня они точно смутят. – Хэрод направился к бару за новой порцией водки.
Саттер захихикал и принялся перекладывать бумаги на столе.
– Тони, только не подумай, что я цинично отношусь к своему сану.
Хэрод замер с кубиками льда в руке и посмотрел на него.
– Ты что, смеешься надо мной? – возмутился он. – Ничего циничнее, чем это мероприятие, я еще в жизни не видел.
– Вовсе нет, – тихо возразил Саттер. – Я отношусь к пасторству очень серьезно. Я действительно забочусь о людях и благодарен Господу за дарованную мне Способность.
Хэрод покачал головой:
– Джимми, уже два дня ты меня водишь по этому «Диснейленду», здесь все до последней мелочи направлено на то, чтобы извлекать деньги из бумажников провинциальных идиотов. Твои автоматические линии отсортировывают конверты с чеками от пустых, компьютеры сканируют письма и пишут стандартные ответы, телефонный банк данных тоже компьютеризирован. Ты проводишь направленные почтовые кампании, которые по своему размаху превосходят даже Дика Виггери, а телевизионные церковные службы низводят мистера Эда до уровня снобистских разглагольствований…
– Тони, Тони, – покачал головой Саттер. – Нельзя зацикливаться на внешней стороне дела, надо смотреть вглубь. Да, мои верующие в большинстве своем простаки, провинциалы и недоумки. Но это никак не дискредитирует мою проповедническую деятельность.
– Да ну?
– Конечно. Я люблю этих людей! – Саттер стукнул своим огромным кулаком по столу. – Пятьдесят лет назад, когда я был юным евангелистом, семилетним мальчишкой, преисполненным благоговения к слову Божьему, и обходил палатки с папой и тетей Эл, я знал, что Иисус наградил меня Способностью с какой-то целью, а не просто для того, чтобы делать деньги. – Он взял в руки лист бумаги и уставился на него через очки. – Тони, как ты думаешь, кто написал эти слова: «Проповедники, бойтесь наступления науки, как ведьмы боялись наступления дня, и смейтесь над роковыми провозвестниками, желающими отказаться от обмана, на котором основана их жизнь»? – Саттер взглянул на Хэрода поверх очков. Тот пожал плечами.
– X. Л. Менкен? Меделин Муррей О'Хеер? Преподобный покачал головой:
– Джефферсон, Тони. Томас Джефферсон.
– Ну и что?
Саттер ткнул в Хэрода своим мясистым пальцем:
– Неужели ты не понимаешь? Несмотря на всю евангелистскую болтовню о том, что эта страна основана на религиозных принципах, что это христианская нация и всякое такое, все ее отцы-основоположники, подобно Джефферсону, были атеистами, остроголовыми интеллектуалами, унитариями…
– Ну и что?
– А то, что эта страна была образована кучкой секулярных гуманистов, Тони. Вот почему в наших школах больше нет места Богу. Вот почему ежедневно в лабораториях убивают тысячи нерожденных младенцев. Пока мы спорим о разоружении, коммунисты набирают силу. Господь наградил меня способностью пробуждать сердца и души простых людей, чтобы мы смогли превратить эту страну в христианское государство, Тони.
– И для этого тебе нужна моя помощь в обмен на твою поддержку и защиту от Клуба Островитян? – усмехнулся Хэрод.
– Рука руку моет, мой мальчик, – миролюбиво улыбнулся Саттер в ответ.
– Похоже, ты когда-нибудь надеешься стать президентом, – заметил Хэрод. – По-моему, вчера мы говорили лишь о том, чтобы слегка перетасовать иерархическую структуру Клуба.
Саттер развел руками:
– А что плохого в том, чтобы мыслить по-крупному, Тони? Брат К., Кеплер, Траск и Колбен уже много десятилетий забавляются политикой. Я познакомился с братом К. сорок лет назад на политическом съезде консервативных проповедников в Баден-Руж. Поверь, не будет ничего дурного, если в Белом доме ради разнообразия вдруг появится добрый христианин.
– Мне казалось, Джимми Картер считался добрым христианином, – ухмыльнулся Хэрод.
– Джимми Картер обычный мещанин, – возразил саттер. – Настоящий христианин знал бы, как поступить с Хомейни, когда этот фанатик наложил свои лапы на американских граждан. В Библии сказано: «Око за око, зуб за зуб». Надо было оставить этих шиитских негодяев без зубов.
– С точки зрения официального мнения, Рейгана тоже привели к власти христиане. – Хэрод отправился за новой порцией водки. Политические дискуссии всегда наводили на него тоску.
– Черта с два! – воскликнул саттер. – Нашего дружка Рональда привели к власти брат К., Кеплер и этот осел, который стоит за спиной Траска. Страна поворачивает вправо, но еще предвидятся временные откаты. Однако к девяностым годам будет подготовлена почва для прихода настоящего христианского кандидата.
– То есть тебя? – спросил Хэрод. – А перед тобой в очереди никто не стоит?
