очки.
— Я сразу зарегистрирую этот момент, даже не глядя на записи приборов. Я запрограммировал компьютер на сигнал тревоги при появлении первых же признаков этой лихорадочной деятельности его гипокампуса, внезапного провала твоих альфа-ритмов или проявления Тета-ритма у него.
— Да, — вздохнула Натали, — но что ты тогда станешь делать?
— Мы продолжим наши исследования, как и планировали, — ответил Сол. — С помощью купленных Джеком датчиков мы можем передавать сигнал на расстояние до двадцати пяти миль.
— А что, если он способен влиять на сотню миль, на тысячу? — Натали старалась сохранять спокойствие, хотя изнутри ее рвался крик: «А что, если он никогда не отпустит меня?» Ей казалось, что она согласилась на какой-то медицинский эксперимент, позволив внедрить в свое тело какого-то отвратительного паразита. Сол взял ее за руку.
— Пока мы должны апробировать диапазон в двадцать пять миль. Если потребуется, мы вернемся, и я снова введу ему пентотал. Нам уже известно, что он не может контролировать свое поведение, когда находится без сознания.
— Он никогда не сможет этого делать, если умрет! — сквозь зубы зло бросила Натали. Сол кивнул и сжал ее руку.
— Сейчас он очнулся. Подождем минут сорок пять, и если он не предпримет попытки завладеть тобой, ты сможешь встать. Что касается меня, то я не верю, что наш мистер Хэрод сможет это сделать. Что бы ни являлось источником способностей этих монстров, все предварительные данные свидетельствуют о том, что Энтони Хэрод — самый безопасный из них. — Сол подошел к раковине, налил в чашку воды и напоил Натали, приподняв ее голову.
— Сол... а после того, как ты освободишь меня, ты не станешь отключать сигнал тревоги у компьютера?
— Нет. — Сол покачал головой. — До тех пор пока у нас в доме эта гадюка, будем держать ее в клетке.
«Второй допрос Энтони Хэрода. Пятница, 24 апреля 1981 года... 7 часов 23 минуты. Субъект временно находится под воздействием пентотала натрия и мелиритина С. Данные так же регистрируются с помощью видеозаписи, ЭЭГ на многоканальном осциллографе и по каналам биодатчиков».
— Тони, ты меня слышишь?
— Да.
— Как ты себя чувствуешь?
— О'кей. Смешно.
— Тони, когда ты родился?
— А?
— Когда ты родился?
— Семнадцатого октября.
— В каком году, Тони?
— Э-э... в сорок четвертом.
— Значит, сколько тебе сейчас лет?
— Тридцать шесть.
— Где ты вырос, Тони?
— В Чикаго.
— Когда ты впервые осознал, что владеешь Способностью, Тони?
— Какой Способностью?
— Способностью диктовать свою волю другим людям?
— Ах, этой...
— Когда это произошло впервые, Тони?
— А-а-а... когда тетя велела мне ложиться в постель, а я не хотел этого, и тогда я заставил ее позволить мне не ложиться.
— Сколько тебе тогда было?
— Не знаю.
— Ну, как ты думаешь, Тони?
— Лет шесть.
— А где были твои родители?
— Отец к тому времени уже умер — он покончил с собой, когда мне было четыре.
— А где была твоя мать?
— Она не любила меня. Она сердилась на меня и отдала меня тете.
— А почему она не любила тебя?
— Она считала, что это я виноват.
— В чем виноват?
— В смерти отца.
— Почему она так считала?
— Потому что перед тем как выпрыгнуть отец ударил меня... сделал мне больно.
— Выпрыгнул? Он выбросился из окна?
— Да. Мы жили на высоком третьем этаже, и отец упал на изгородь, ну, такую, с пиками.
— Отец часто бил тебя, Тони?
— Да.
— Ты помнишь это?
— Сейчас помню.
— Ты помнишь, за что он избил тебя в тот вечер, когда выбросился из окна?
— Да.
— Расскажи мне об этом, Тони.
— Мне было страшно. Я спал в передней комнате, где стоял большой шкаф. Я проснулся и испугался. Как всегда, пошел в мамину комнату. Только там оказался папа. Обычно его там не было, потому что он занимался продажей вещей и в основном отсутствовал, а в тот раз он оказался там, и он делал маме больно.
— Как именно?
— Он лежал на ней голым и делал ей больно.
— И что же ты сделал, Тони?
— Я закричал, чтобы он перестал.
— А больше ты ничего не сделал?
— Не-а.
— Что произошло дальше. Тони?
— Папа... прекратил. Вид у него был страшный. Он вытащил меня в гостиную и ударил ремнем. Он действительно больно ударил меня. Мама сказала ему, чтобы он перестал, но он продолжал меня бить. Мне было очень больно.
— И ты заставил его остановиться?
— Нет!
— Что произошло дальше, Тони?
— Внезапно папа перестал меня бить. Он поднял голову и пошел какой-то странной походкой. Посмотрел на маму. Она уже не плакала. На ней была папина фланелевая рубашка. Она часто ее надевала, когда его не было, потому что она была теплее, чем ее. А потом подошел к окну и шагнул из него.
— Окно было закрыто?
— Да. На улице было очень холодно. А изгородь была новой. Домовладелец установил ее перед самым Днем Благодарения.
— И через сколько времени после этого ты перебрался жить к тете, Тони?
— Через две недели.
— Почему ты решил, что твоя мать сердится на тебя?
