под странным углом. — Карате, да? — спросил Хэрод. — Слушай, не стоит показывать тут свою силу. — В его голосе появился намек на дрожь.
— Пидорванец, — повторил парень.
— Ай-ай-ай, повторяешься. Признак надвигающейся старости, — крикнул Хэрод и повернулся, собираясь бежать. Парень прыгнул вперед. Хэрод закончил поворот, бутылка шампанского вдруг снова оказалась у него в руке. Очертив тяжелую дугу, она пришлась на левый висок мальчишки. Бутылка не разбилась. Раздался тупой шлепок, словно дохлой кошкой ударили по большому колоколу, и парень рухнул на одно колено, опустив голову. Хэрод шагнул вперед и представил себе, что бьет одиннадцатиметровый, причем мяч установлен ровно под выступом тяжелой челюсти соперника.
— А-а-а! — заорал Тони Хэрод и, схватившись за свою адидасовскую кроссовку, заскакал на левой ноге. Парнишка отлетел назад, ударился о толстые подушки дивана, качнулся вперед и рухнул на колени перед Хэродом, как кающийся грешник. Хэрод схватил великолепную мексиканскую лампу с тумбочки и шарахнул ею по красивому лицу. Не в пример бутылке, лампа разлетелась на куски, весьма и весьма эффектно. Нос парня и другие не столь выдающиеся части его физиономии теперь тоже надо было собирать по кусочкам. Он свалился набок на толстый ковер, как ныряльщик с аквалангом, погружающийся с резиновой лодки.
Хэрод перешагнул через него и прошел к телефону на кухне.
— Чак? Говорит Тони Хэрод. Оставь Леонарда на воротах и подъезжай на своей машине к дому, ладно? Вилли тут оставил кое-какой мусор. Надо вывезти его на свалку.
Они отвезли любовничка Вилли в травмопункт. Хэрод выпил еще шампанского, закусил бутербродом с паштетом и направился к видеотеке Вилли. На полках стояло сотни три видеокассет. Некоторые из них были копиями ранних триумфально-успешных фильмов Вилли — таких шедевров кино, как «Трое на качелях», «Пляжные утехи», «Воспоминания о Париже». Рядом стояли восемь фильмов, продюсерами которых они с Вилли были совместно, включая «Резню на променаде», «Погибли дети», и два фильма из сериала «Вальпургиева ночь». Здесь были также старые, любимые фильмы из ночного кино, фото и кинопроб, отрывки из разных лент и три эпизода из неудачной попытки Вилли поставить комедию положений для ТВ — «Его и Ее». Дальше шло полное собрание порнухи, отснятой Джерри Дамиано, новые ролики, сделанные на студийки стопки разрозненных кассет. Любовник Вилли успел снять с полки несколько пленок; Хэрод опустился на корточки и принялся их рассматривать. На первой были написаны буквы: «А и Б». Хэрод включил проекционное устройство и вставил кассету. В титрах, набранных на компьютере, стояло: «Александр и Байрон 4/23».
Первые кадры изображали большой плавательный бассейн Вилли. Камера пошла вправо, мимо водопада, к открытой двери в спальню. Худенький молодой человек в красных бикини выскочил на свет. Он помахал камере, — жест в точности в духе домашнего кино, — и неловко остановился у края бассейна; вид у него, подумал Хэрод, как у анемичной безгрудой Венеры, выходящей из раковины. Вдруг из тени появился тот мускулистый любовник, Брюсик... Плавки на нем были еще короче; он сразу же принялся демонстрировать мускулы, принимая разные атлетические позы. Тоненький юноша — Александр? — пантомимой изображал восхищение. Хэрод знал, что у Вилли есть отличная система микрофонов для домашних видеосъемок, но этот образчик «синема веритэ» был немым, как ранние двухчастовки Чаплина.
Любовник-культурист закончил свое представление каким-то особым изгибом торса. К этому моменту Александр стоял уже на коленях — поклонник у ног Адониса. Адонис все еще держал свою позу, когда почитатель потянулся и стащил узенькие плавки со своего божества. Загар у божества был действительно идеальный. Хэрод выключил аппарат.
— Байрон? — пробормотал Хэрод. — Ни хрена себе. — Он вернулся к полкам. Ему пришлось искать минут пятнадцать, но в конце концов он нашел то, что искал. На наклейке стояло: «В случае моей смерти», кассета была задвинута между «В крови по локти» и «Во тьме горячей ночи». Хэрод опустился на диван и некоторое время сидел так, поигрывая кассетой. В животе появилась какая-то сосущая пустота; ему очень хотелось выйти и уехать подальше отсюда. Все же он вставил кассету в магнитофон, нажал нужную кнопку и подался вперед.
«Здравствуй, Тони, — сказал Вилли. — Привет из могилы. — Изображение было более чем в натуральную величину. Вилли сидел в плетеном кресле на краю своего бассейна. Ветерок шевелил листья пальм за его спиной, но в кадре никого больше не было, даже слуг. В седых волосах Вилли, зачесанных вперед, виднелись загорелые залысины. Старик был в свободной гавайской рубашке в цветочек и мешковатых зеленых шортах. Колени у него были белые. Сердце Хэрода колотилось о ребра. — Если ты нашел эту пленку, — сказало изображение Вилли, — значит, надо полагать, случилось несчастье и меня с вами уже нет. Надеюсь, что ты, Тони, первым нашел это... м-м-м... последнее завещание и смотришь его один».
Хэрод сжал кулаки. Трудно сказать, когда сделана запись, но, по всей видимости, недавно.
«Надеюсь, ты уладил все остальные дела, — сказал Вилли с экрана. — Уверен, что компания будет в хороших руках, успокойся, дорогой друг, если мое завещание уже прочитано; тебе не о чем беспокоиться. На этой пленке нет каких-либо сюрпризов или дополнений. Дом принадлежит тебе. Это всего лишь дружеская встреча двух старых товарищей, ja?»
— Блядь, — прошипел Хэрод. По рукам у него бежали мурашки.
«...пользуйся домом, себе на радость, — говорил Вилли. — Я знаю, что он тебе никогда особо не нравился, но его легко превратить в капитал и вложить куда-нибудь, если понадобится. Возможно, ты используешь его, чтобы воплотить наш маленький проект с „Торговцем рабынями“, а?»
Да, запись была очень и очень свежая. Сделана недавно. Хэрода пробрала дрожь, хотя было очень тепло.
«Тони, мне не так уж много нужно сказать тебе. Ты ведь согласен, что я относился к тебе как к сыну, nicht wahr? Ну, если не как к сыну, то как к любимому племяннику. И это несмотря на то, что ты не всегда был со мной до конца честен. У тебя есть друзья, о которых ты мне не говорил... разве не так? Ну что ж, идеальной дружбы не бывает, Тони. Возможно, и я тебе не все говорил про своих друзей. Каждый живет своей жизнью, верно?»
Хэрод сидел выпрямившись, очень тихо, почти не дыша.
«Теперь это неважно, — Вилли слегка отвернулся от камеры; прищурившись, он смотрел на солнечных зайчиков, плясавших на поверхности воды. — Если ты смотришь эту пленку, значит меня уже нет. Никто из нас не вечен, Тони. Ты это поймешь, когда доживешь до моего возраста. — Он снова глянул в объектив камеры. — Это если ты доживешь до моего возраста. — Вилли улыбнулся. Вставные челюсти у него были идеальные. — Я хочу тебе сказать еще три вещи, Тони. Во-первых, я сожалею, что ты так и не научился играть в шахматы. Ты знаешь, как много для меня значили шахматы. Это — больше, чем игра, мой дорогой друг. Ja, гораздо больше. Ты однажды сказал, что у тебя нет времени для таких игр, — ведь тебе надо жить, заниматься жизнью. Ну что ж, никогда не поздно учиться, Тони. Даже мертвец может научить тебя чему- нибудь. Во-вторых, я должен сказать тебе, что я всегда терпеть не мог имя „Вилли“. Если мы встретимся в будущей жизни, Тони, я бы попросил тебя обращаться ко мне иначе. Например, герр фон Борхерт. Или Гроссмейстер. Тоже приемлемо. А ты веришь в загробную жизнь, Тони? Я верю. Уверен, что она существует. А как ты представляешь себе это место? Я всегда видел рай как прекрасный остров, где удовлетворяются все твои желания, где много интересных людей, с которыми можно разговаривать, и где можно Охотиться в свое удовольствие. Приятная картина, ведь правда?»
Хэрод моргнул. Ему часто приходилось читать выражение «облиться холодным потом», но никогда не приходилось этого испытывать. А вот сейчас довелось.
«И наконец, Тони, у меня к тебе вопрос. Что это за фамилия „Хэрод“? Ты утверждаешь, будто происходишь из христианской семьи Среднего Запада, и ты уж точно частенько поминаешь Христа и Бога мать, но у меня такое впечатление, что имя „Хэрод“ идет из какого-то другого источника, а? Скажем, Ирод. Очень может быть, что мой дорогой племянничек — еврей. Ну ладно, теперь это не имеет значения. Можем поговорить об этом, если встретимся в раю. А пока — на этом пленка не кончается, Тони. Я тут добавил кое-какие отрывки из новостей. Возможно, они покажутся тебе поучительными, хотя вообще у тебя, как правило, нет времени, чтобы заниматься такого рода вещами. Прощай, Тони. Или, точнее, Auf Wiedersehn».
Вилли помахал камере рукой. На несколько секунд изображение на пленке исчезло, потом появилась
