— Боюсь, я слегка подзабыла латынь, — заметила Мойра.
— Как и многие из нас, — кивнул моравек. — Это переводится так: «УМОМ ПОДОБНОГО НЕСТОРУ, ГЕНИЕМ — СОКРАТУ, ИСКУССТВОМ — МАРОНУ,[88] ЕГО ЗЕМЛЯ ПОКРЫВАЕТ, НАРОД ОПЛАКИВАЕТ, ОЛИМП ПРИЕМЛЕТ».
— Олимп, — задумчиво, точно про себя, повторила Мойра.
— Это часть надписи под настенным памятником, который знатные горожане установили в церкви Святой Троицы после
— Разумеется.
— Очень мило, — сказала Мойра. — А главное, полагаю, это существенно облегчит твои поиски.
Манмут оставил ее насмешливый тон без внимания.
— Здесь поставлена дата смерти: двадцать третье апреля тысяча шестьсот шестнадцатого года.
— Но ты еще не нашел настоящей могилы.
— Пока что нет, — признался европеец.
— А не было там какого-нибудь надгробного камня или надписи? — с невинным видом поинтересовалась собеседница.
Маленький моравек пристально посмотрел на нее и наконец произнес:
— Была.
— А не говорилось ли там чего-нибудь вроде… м-м-м… «Руки прочь, моравеки, убирайтесь восвояси»?
— Не совсем, — отозвался Манмут. — На могильной плите, установленной над телом, будто бы можно было прочесть:
— И тебя нисколько не смущает такое предупреждение? — полюбопытствовала Мойра.
— Нет, — отвечал европеец. — Я ведь не Орфу с Ио. Это он успел пересмотреть все двухмерные фильмы «ужасов», снятые в двадцатом столетии. Знаешь, «Проклятие мумии» и так далее.
— И все же… — промолвила женщина.
— Вы что, хотите остановить наши поиски?
— Манмут, дорогой, тебе должно быть известно, что мы не вмешиваемся ни в ваши дела, ни в дела «старомодных» или же наших древнегреческих и азиатских гостей… Одним словом, ни в чьи. Вспомни, разве не так?
Моравек не ответил.
Мойра тронула его за плечо.
— Да, но с этим… проектом. Тебе не кажется, что ты пытаешься играть роль бога? Так, совсем чуть- чуть?
— А вы знакомы с доктором Хокенберри? — спросил Манмут.
— Конечно. Мы встречались на той неделе.
— Странно, — заметил моравек, — он этого не упоминал. Томас добровольно помогает на раскопках раз или два в неделю, не реже. Да, что я хотел сказать? «Посты» и олимпийские небожители — вот кто сыграл роль бога, возродив тело, воспоминания и личность Хокенберри на основе обломков костей, древних файлов и ДНК. Но ведь у них получилось. Он очень хороший человек.
— Похоже, это правда, — согласилась Мойра. — И даже, как я поняла, пишет книгу.
— Да… — Манмут, казалось, потерял ход мыслей.
— Что ж, тогда удачи. — Женщина протянула ему ладонь. — И передай привет первичному интегратору Астигу-Че, когда вы с ним увидитесь. Скажи, что мне очень понравилось то чаепитие в Тадже.
Она пожала руку маленькому европейцу и направилась к лесу, на север.
— Мойра! — окликнул моравек.
Она помедлила и обернулась.
— Так ты придешь сегодня на пьесу? — крикнул Манмут.
— Думаю, что да.
— Значит, мы тебя там увидим?
— Этого не знаю, — промолвила молодая женщина. — Но я вас непременно увижу.
И она продолжала путь.
94
Позвольте представиться: Томас Хокенберри, доктор филологии, для друзей — Хокенбеби. Правда, их уже нет в живых — тех, кто знал мое прозвище со времен колледжа Уобаш: они давно уже стали прахом этого мира, где слишком многое обратилось в прах.
Здесь, на славной первой Земле, я протянул полвека с чем-то, а сверх того получил в дар вот уже чуть больше двенадцати[89] ярких, насыщенных лет новой жизни — в Илионе и на Олимпе, на Марсе, хотя я до самых последних дней и не догадывался, что это Марс, и вот сейчас вернулся обратно. Домой. На родную Землю.
Мне столько нужно сказать. Плохая новость: пропали все записи, сделанные за двенадцать лет в роли служителя Музы и вольного схолиаста, — запоминающие кристаллы с ежедневными наблюдениями за ходом Троянской войны, мои собственные записки, даже диктофон моравеков, на котором были изложены последние дни Олимпа и Зевса. Все потеряно.
Впрочем, это не важно. Я все помню. Каждое лицо. Каждого человека, будь то мужчина или женщина. Каждое имя.
Одним из самых удивительных свойств гомеровской «Илиады» знатоки считают то, что в ней никто не умирает безымянным. Грубые герои падали ощутимо, тяжело, и, падая, как выразился один мой знакомый схолиаст (тут я слегка его перефразирую), они с грохотом увлекали за собою вниз и бронзовое оружие, и доспехи, и все свои имения, скот, жен и рабов. И свои имена. В «Илиаде» Гомера никто не погиб лишенным имени либо настоящего веса.
Возьмись я рассказывать собственную историю, непременно попытался бы сделать так же.
С чего же начать?
Раз уж я вольно или невольно стал Хором этой истории, то начну ее там, где сам пожелаю. И пожелал я начать ее здесь. Поведаю вам о своей нынешней жизни.
Несколько месяцев я наслаждался жизнью рядом с Еленой, в Новом Илионе, покуда город отстраивали заново. Греки помогали возводить стены и здания в обмен на обещание троянцев помочь им
