Олимп

Пистонов.

— Что-нибудь вроде минералов? Образцов почвы? — спросил Хокенберри.

Он был еще юношей, когда нога человека впервые ступила на Луну. Нахлынули воспоминания. Задний двор родительского дома. Крохотный телевизор на столике для пикника, провод удлинителя тянется к летнему домику. На экране — призрачные черно-белые снимки моря Спокойствия. И где-то над головой, сквозь крону дуба, мерцает сам полумесяц.

— Что-нибудь вроде людей, — отозвался Манмут. — Тысячи, а то и десятки тысяч человек. Держись, мы идем на стыковку.

И моравек беззвучно велел отключить голографические порты. Стыковка с вертикально установленным корпусом под прямым углом на высоте более тысячи футов — зрелище не из приятных, тут кого угодно затошнит.

* * *

Во время осмотра Хокенберри почти не задавал вопросов, а говорил и того меньше. Он-то воображал технологии, превосходящие всякое воображение: виртуальные панели управления, исчезающие по мысленному приказу, кресла, сконструированные из энергетических полей, обстановка, приспособленная для невесомости — без малейшего намека на верх или низ, — а вместо этого словно попал на гигантский пароход конца девятнадцатого — начала двадцатого столетия. Казалось, его заманили на экскурсию по какому-то КПС.[13] Гостя вдруг осенило. «Титаник» — вот на что это похоже!

Все до единого приборы — физические, из металла и пластика. Кресла — их около тридцати — тоже, причем довольно громоздкие и, судя по пропорциям, явно рассчитаны не на людей. Как и длинные бункеры с переборками, отделанными металлом и нейлоном. Целые палубы заняты высокотехнологическими с виду стойками, на которых покоятся саркофаги для тысячи солдат-роквеков. Наученные печальным опытом марсианского путешествия моравеки решили на сей раз явиться вооруженными и готовыми к битве. Манмут разъяснил, что парни проведут время полета в состоянии, далеком от сознательного, но и не похожем на смерть.

— Приостановка жизненных функций, — кивнул Хокенберри.

Все-таки он иногда посматривал научно-фантастические фильмы. В конце концов, их семья успела обзавестись кабельным телевидением.

— Не совсем, — ответил европеец. — Но в принципе очень похоже.

Вокруг были трапы, широкие лестницы, подъемники и прочий механический хлам. Шлюзовые камеры, лаборатории, оружейные отсеки… Мебель — да, здесь даже стояла мебель, — смотрелась громоздко и неуклюже, как если бы лишняя тяжесть не могла никому помешать. Из пузырей управления открывался вид на края Стикни; выше нависал Марс, а ниже, среди рабочих огней, копошились крохотные моравеки. Общие столовые, камбузы, каюты отдыха и душевые предназначались, как поспешил объяснить Манмут, для желающих людей-пассажиров на случай, если таковые появятся.

— И сколько пассажиров сюда влезет? — осведомился Хокенберри.

— Самое большее — десять тысяч, — отозвался провожатый.

Мужчина присвистнул.

— Ну, прямо Ноев Ковчег!

— Нет, — покачал головой европеец. — Лодка Ноя составляла триста локтей в длину, пятьдесят в ширину и три десятка в высоту, что в переводе означает соответственно четыреста пятьдесят, семьдесят пять и сорок пять футов. К тому же там было всего три палубы общей вместимостью миллион четыреста тысяч кубических футов и тоннажем тринадцать тысяч девятьсот шестьдесят тонн. А наш корабль не только в два раза выше, но и в полтора раза шире диаметром, хотя местами раздувается еще больше, и вмещает он аж сорок шесть тысяч. Так что по сравнению с этим судном отец Иафета, Сима и Хама построил мелкую шлюпку.

Схолиаст не нашелся, что сказать в ответ.

Между тем собеседники зашли в маленькую стальную клетку лифта и начали спускаться палуба за палубой, мимо трюмов, куда вскоре собирались поместить подлодку Манмута — «Смуглую леди», мимо «хранилища зарядов», как окрестил его моравек. Ученому почудился в названии некий военный оттенок; однако вопросы он решил оставить на потом, теша себя надеждой, что ошибся в подозрениях.

Орфу встретил их в машинном отделении. Хокенберри выразил радость, увидев ионийца с полным набором ног и сенсоров (хотя и без настоящих глаз, как он вскоре сообразил). Несколько тягостных минут приятели беседовали о Прусте и скорби, прежде чем возобновить прогулку по судну.

— Даже не знаю, — начал наконец схолиаст. — Однажды вы рассказывали о корабле, на котором летели с Юпитера, и я думал: вот это технологии! А здесь, куда ни взгляни, все такое… похоже на…

Огромный краб загромыхал изнутри. Ученому не в первый раз подумалось, что, разговаривая, этот моравек напоминает Фальстафа.

— Полагаю, ты воображаешь, будто попал в машинное отделение «Титаника».

— Ну да. А что, так и задумано? — Хокенберри очень старался не выставить себя большим невеждой в подобных вопросах, чем это было на самом деле. — Я хочу сказать, ваши технологии создавались на три тысячи лет позже «Титаника»… или даже моей смерти в начале двадцать первого века. Почему же вот это все?..

— Видишь ли, моравеки-конструкторы опирались в основном на чертежи середины двадцатого столетия, — густо проворчал Орфу. — Инженерам требовалось что-нибудь грязное и быстрое, что добралось бы до Земли как можно скорее. В нашем случае дорога займет около пяти недель.

— Да, но вы с Манмутом уверяли, будто проскочили расстояние от Юпитера до Марса за считанные дни. — Схолиаст наморщил лоб. — Помнится, шла речь о парусах из борволокна, термоядерных двигателях… В общем, я много чего не понял. Тут есть подобные штуки?

— Нет, — покачал головой европеец. — Тогда мы воспользовались преимуществами энергии трубы потока и линейного ускорителя на орбите Юпитера — устройства, над которым наши инженеры бились два столетия с лишним. Здесь, на Марсе, еще не создали ничего подобного. Пришлось выстраивать новый корабль с нуля.

— Но почему двадцатый век? — не сдавался Хокенберри, озираясь по сторонам.

Блестящие ведущие валы с гигантскими поршнями уходили под самый потолок, на высоту шестидесяти или семидесяти футов. Огромный отсек слишком уж напоминал машинное отделение «Титаника» из того фильма — разве что был гораздо крупнее и мог похвастать большим количеством сияющей бронзы, железа и стали. Вокруг мерцали бесчисленные рычаги и клапаны, попадалось даже нечто вроде амортизаторов. Размещенные повсюду индикаторы выглядели так, словно не имели отношения к термоядерным реакторам и прочему, а измеряли давление пара. В воздухе пахло железом и машинным маслом.

— У нас были готовые чертежи, — пояснил Орфу, — сырья хватало: кое-что завезли с Пояса астероидов, часть добыли прямо здесь, на Фобосе и Деймосе; импульсных единиц — тоже…

Он запнулся.

— А что это — импульсные единицы? — поинтересовался мужчина.

— Болтун — находка для шпиона, — съязвил по личному лучу Манмут.

— Что я слышу? — изумился иониец. — А ты собирался скрыть от него?

— Э-э-э… Да. По крайней мере пока мы не окажемся на миллионы миль ближе к Земле. Желательно с этим человеком на борту.

— Он мог бы уже на взлете заметить необычный эффект и проявить любопытство.

— Импульсные единицы — это такие… маленькие термоядерные устройства, — вслух произнес европеец. — Ну… атомные бомбы.

— Атомные бомбы? — повторил схолиаст. — Атомные бомбы? На вашем корабле? И сколько?

— Двадцать девять тысяч семьсот размещены в хранилищах зарядов, мимо которых вы проезжали в