таких вот террасах, причем в данном случае жители с верхних этажей близстоящих домов ко всем прочим reality-show получили возможность наблюдать еще одно. При желании здесь даже можно выбрать любимого героя и с нетерпением ждать его появления. В очередной раз подумал я, что так и не могу определить, принадлежу я к этому миру или нет. С одной стороны, раз здесь, то, видимо, принадлежу, а с другой, в отличие от обитателей соседнего, например, столика не могу позвонить куда-то и сказать, что хочу как можно быстрее вылететь на Корсику, и пусть эти, кому звоню, разберутся, когда можно будет взлетать. То есть у меня есть свой предел, но ведь у них, наверное, тоже? Вот так запросто улететь они могут, но не факт, что самолет свой и даже наверняка не свой, то есть и у них есть свой предел и возможности. Так они же не парятся по этому поводу, им хорошо как есть. Но ведь и я не парюсь, и мне хорошо как есть, только вот место для встречи другое надо было выбрать – не то, чтобы меня здесь помнили, но все-таки с Ириной мы не раз сюда ходили. Не подумал.
Все эти сбивчивые мысли имели право на существование ровно до того момента, пока в сопровождении девушки-метрдотеля не появилась в дверях Настя. И пока шла она по направлению к нашему столику, затихли разговоры, да и музыка как будто затихла, все смотрели ей вслед, а кто опоздал, быстро оглядывался по призыву соседа, забыв про свою спутницу, которая тоже, конечно, поворачивалась и смотрела вслед. Потому что если по отдельным атрибутам женской привлекательности Настя и могла проиграть участницам reality-show на террасе, то в целом отличалась от них так же, как отличается хорошей огранки драгоценный камень от яркой и незатейливой бижутерии. Я встал ей навстречу, чувствуя примерно то же, что чувствует лауреат Каннского фестиваля в лучах прожекторов, и она, незаметным движением избавившись от сумки, обняла меня крепко-крепко, как, наверное, обнимаются дети, соскучившись по родителям, и ничего не сказала, и я ничего не сказал. И, кажется, многие продолжали смотреть на нас, потому что еще и чересчур кинематографичной выглядела эта сцена. И тогда я отстранил ее тихонько и спросил негромко:
– Ты фотографов не привезла с собой, второй дубль не надо будет делать?
– Не привезла, но хочу второй дубль, и сразу третий, и вообще, я не хочу есть, поехали сразу ко мне. Ты можешь поехать?
– Да, – сказал я, – конечно, и могу остаться, если хочешь.
– Правда? – почти вскрикнула Настя. – Тогда поехали прямо сейчас.
– Нет, – сказал я, – давай хоть что-нибудь съедим, я не ужинал сегодня.
– Да, – согласилась она, – давай. Я съем какой-нибудь салат фруктовый.
– Вина выпьем?
– Да. Холодного. У них есть Rose??
– Сейчас спросим. Я так рад тебя видеть, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть.
– Нет, – сказала она, – представляю. Потому что я сильнее, сильнее рада тебя видеть. Только не хочу напротив сидеть, давай ты рядом сядешь на диван.
Я пересел рядом, официант переставил приборы, и Настя уместилась вся вместе с руками и ногами на оставшейся части диванчика, положила голову на мое плечо и запустила руку под рубашку: «Ну, все, теперь я верю, что снова с тобой...»
И мы неожиданно долго просидели на этой террасе, и выпили целую бутылку вина, и потом еще заказали десерт. Около полуночи мне позвонила Ирина, у которой, судя по звуковому сопровождению, тоже было время ужина. «Я звонила домой, никто не отвечает», – сказала она. «Это потому, что я не дома, – ответил я, – с клиентом ужинал и чего-то засиделись». Я отошел к выходу, потому что не хотел говорить все это в присутствии Насти. «Клиент симпатичный?» – просто так, чтобы попробовать температуру воды, спросила Ирина. «Вполне, – уверенно ответил я, – вполне себе симпатичный клиент, только пьет много».
– Я надеюсь, ты такси закажешь, не садись пьяный за руль...
– Уже заказал. Как у тебя?
– Как обычно. Красиво. Люди скучные. Еда вкусная. Погода хорошая.
– Мужчины пристают? – Я не мог не задать свой всегдашний вопрос, было бы странно, если бы я его не задал.
– Как обычно.
– Пока справляешься?
– Пока справляюсь, – засмеялась она. – Но уже очень хочется. Воздух здесь, что ли, другой совсем, но я буду стараться. Все, надо идти, целую тебя, много не пей, голова будет болеть.
Все время разговора я поглядывал на Настю, которая сосредоточенно отправляла кому-то sms-ки и делала вид, что не знает, с кем я разговариваю. Странная мысль пришла в голову: можно сделать всего один шаг, спуститься по лестнице, выйти на улицу и вернуться в старую жизнь. Ничего не объяснять, потому что она все поймет и ни о чем не спросит. Но вместо этого через некоторое время спустился вниз вместе с Настей, сделав, таким образом, еще один шаг к тому, чтобы максимально затруднить себе возвращение в прежнюю жизнь.
Мы пробыли вместе два с половиной дня и три ночи. Ненасытные, страстью и нежностью наполненные ночи оставляли на сон часы, когда уже начинало светать. Ночи сближали нас, а дни отдаляли. Может, в том дело, что летняя ночь короче дня? Настя была такая красивая, светлая и радостная, что каждую минуту хотелось быть с ней, но днем приходилось делить ее с другими: не то чтобы Настя оставляла меня наедине со своими сомнениями, нет, обнимала, держала за руку, знакомила – за два дня я пожал столько рук и услышал столько имен, сколько и за год не слышал своей совсем не уединенной жизни. Мы успели побывать на двух днях рождения, одной премьере и трех вечеринках, и нигде я никому не был нужен, везде чудесно могли обойтись и без меня. Что, в общем-то, не должно было вызывать разочарования, поскольку не раз уже говорено было и принято на веру, что не только какой-то конкретный человек никому не нужен, но и любой вообще человек никому не нужен, если только окружающим нет от него прямой выгоды.
Только эта грустная теория ни разу не сработала в моей собственной практике. Сколько помню, я всегда был кому-то интересен и кому-то нужен. И вот в последний наш с Настей вечер оказался в необжитом пентхаусе нового дома – народу человек под сто, выпивка, закуски, официанты, для удобства гостей, уставших танцевать, между бетонных колонн расставлены белые диваны, столики со стульями, как будто в грохоте музыки можно услышать кого-то. Гости – мои сверстники и помоложе, это в части мужчин, девушки, конечно, все молодые и очень молодые. Или они все знают друг друга, и оттого им так легко вместе, или жизнь их так беззаботно устроена, что им всегда легко, а если не беззаботно, то плевали они на эти заботы. Где этому учат и почему я не попал на эти курсы? Может быть, Настя, самозабвенно танцующая сейчас с кем-то знакомым по телеэкрану, знает этот секрет и научит меня жить так же, так же здорово танцевать?
Я стоял у сцены со стаканом, в котором остатки виски давно растворили лед, и тоскливая мысль о том, что впереди совсем последняя ночь, высасывала остатки радости.
– Чего скучаешь, чего не танцуешь? – Высокая, в мой рост, совсем пьяная светловолосая девушка оперлась на мое плечо. Капелька пота над верхней губой удерживала крохотную белую крупинку. Я осторожно убрал ее пальцем вместе с капелькой. – Пописать проводи, – сказала девушка.
– Не знаю куда, – ответил я.
– А чего ты знаешь? – спросила девушка. – Ты вообще кто такой?
– Человек, – тихо сказал я, понимая, что говорю глупость, что не надо ничего отвечать, а просто отойти, и она через секунду найдет себе новый объект для общения.
– Нет, ты мне скажи, ты кто такой, – девушка постепенно переходила на визг, и я реализовал план побега, оставив девушку на месте, с которого ей непросто было сдвинуться.
– Ну что, совсем заскучал? – весело спросила Настя, прижимаясь ко мне всем телом.
– Нет, тобой любуюсь.
– Врешь, – засмеялась она. – Хочешь, домой поедем.
– Как ты.
– Перестань, – она уже не улыбалась. – Если тебе плохо здесь, могли уйти час назад, могли вообще не приходить. Мне все равно.
– Но тебе же весело было.
– Да, но мне весело, только если тебе не грустно. Когда поняла, что грустно, сразу стало невесело. Все,
