Всадник падает рядом со мной...
До сих пор, когда скрежет лавины
Среди ночи поднимет меня -
Все мне кажется: руки раскинув,
Там в горах кто-то рухнул с коня.
Мне нужны твои письма, как хлеб, как оружье,
Как решимость подняться над страхом своим.
Я такой же, как все. Я не лучше, не хуже.
Только письма твои - мне нужны, а не им.
Ночь посеяла в землю бесплодные зерна металла,
Чтоб с рассветом они дымом нового боя взошли.
Я сижу в блиндаже, я пишу тебе это устало
Не из дома, как раньше. Не с земли. А из-под земли.
Лягу срезанным колосом в утреннем поле железном
Или до ночи буду идти сквозь железо - живой?
Это знать не дано. А гадать бесполезно;
Но пока, до рассвета, я все еще твой.
Не тоскуй. Я и так за двоих нас тоскую,
За два тела воюю и за две души.
Эта ноша тяжка. Но я выбрал такую.
Только письма пиши мне. Пиши мне. Пиши.
Если пуля тебя ранит,
Только ранит - не убьет, -
Эту рану врач зашьет,
И она болеть не станет,
Пока дождик не пойдет.
Если друг тебя обманет,
Не убьет, а только ранит,
Только в сердце попадет, -
Время рану не затянет,
Врач иголкой не зашьет.
Ходит смерть круг за кругом,
Рвет сердца и аорты...
'Был он другом, был другом', -
Повторяем про мертвых.
Но приходится туго, -
И смертельное слово:
'Был он другом, был другом...'
Говорим про живого.
Ты проснулся.
Где?
Дома.
Но дома отвык просыпаться ты.
Верный признак тринадцати
лет,
Проведенных в тюрьме.
Кто лежит с тобой рядом?
Одиночество?
Нет, жена.
Она
Спит, как ребенок.
Как идет ей беременность!
Сколько времени?
Половина шестого, -
Вы знаете, что до вечера
Беспокоиться нечего.
Есть полицейское правило -
Засветло не арестовывать.
Ты вышел из-за решетки тюремной.
Ты вышел.
Вы вместе. И жена твоя беременна.
Взяв тебя под руку,
Она гуляет с тобой
По кварталу.
