Изо рта она вылетает.
Чуть ругнут тебя на все корки,
Гром - за дело ль, без дела ль - грянет,
Под удобную поговорку,
Как под крышу, спрячутся дряни.
Как под зонтиком в непогоду,
Будут ждать под ней хоть полгода,
С бывшим другом играя в прятки,
Пока вновь не будешь 'в порядке'.
Упрекнешь их - ответят тут же:
'Дружба - дружбой, а служба - службой'.
Срам прикроют листиком шутки
И пойдут, встряхнувшись, как утки.
Снова - ты им за дорогого,
Снова - помнят дорогу к дому,
Долго ль, коротко ль? - До другого
Им послышавшегося грома.
Не в одной лишь дружбе накладны
Эти маленькие иуды;
Что дружить не умеют - ладно.
Да ведь служат-то тоже худо!
Жил да был человек осторожный,
Осторожный
до невозможности,
С четырех сторон огороженный
Своей собственной
осторожностью.
В частокол им
для безопасности,
Словно гвозди, фразы
насованы:
'В этом деле пока нет ясности...',
'Это дело - не согласовано...'.
А вокруг
каждой этой фразы -
Битых стекол
мелкие жала:
'Поглядим...',
'Возможно...',
'Пожалуй...',
'Не вполне...',
'Не время...',
'Не сразу...' -
До того хороша ограда,
Будто так для людей и надо!
Будто то,
что всего дороже нам,
Этой изгородью
огорожено.
Полно, так ли?
А мне сдается,
Мы за изгородь
глянуть можем:
Кто же это
за ней пасется?
Сам собою,
как конь, стреножен,
Чтоб случайно
не разбежаться,
Чтоб от 'да'
и 'нет'
воздержаться!
Вдруг все страсти его мордасти -
Не для пользы
Советской власти?
Не затем,
ничего подобного!
А затем,
чтоб ему удобнее!
Подозренья
имею веские,
Слыша,
как он там
сыто ржет,
Что он вовсе
не власть Советскую -
Сам себя
от нас бережет.
Бывает - живет человек
и не улыбается
И думает, что так ему, человеку,
и полагается,
Что раз у него, у человека,
