– Мы жили во Львове. Там было много поляков, немцев. Это было не столь уж редкое имя. Меня назвала бабушка в честь жены Баха. Смешно, да?
– Вот как! А я думала, в честь библейской Магдалины.
– Ну что ты… Это уж слишком. Бабушка не стала бы лезть на рожон.
Жена Баха, однако, тоже неслабо… Неужели Инга для Маги – просто самая крупная рыба, попавшая в сети; посему до этого она скиталась по углам и спускала деньги на всякие дорогие пшики, зато в решающий момент изготовилась к прыжку и не прогадает? В приступе недоверия Инга выплеснула Маге:
– В гробу я видела вашу Шотландию.
Мага спокойно затянулась белой сигаретой:
– Я знаю, есть такие люди… вроде все им до фонаря, и ничего их не тешит, не радует. Но уж если расшевелишь таких, то держись! Ураган. Все снесут на своем пути. Мне кажется, что ты из них. Тебя просто мало что увлекало в этой жизни. Смена места жительства для таких зануд – панацея. Это их освежает, молодит, расшевеливает. Ты просто ДОЛЖНА сняться с якоря!
Магдалена удивительно быстро раскусила Ингу. Ее не соблазнишь удовольствиями. Но скажи ей только «ты должна!» – и она, словно джинн, выполнит предписание.
Глава 24
Пока время прикидывалось апатичным затишьем для Инги и бурным волнительным предвкушением для Магдалены, которая не уставала устраивать ликбез для недалекой балеринки насчет шотландцев, что не англичане вовсе, виски, привидений и прочих архетипов, на адрес театра пришло письмо от матери. Инга так и не позвонила ей. Она решила робко напомнить о себе. Дескать, умру, а так тебя и не повидаю. Буднично и по-стариковски.
Пока суть да дело с этим контрактом, снова зачастило мокротами межсезонье, закапал снег, словно влажную обманную перинку подстилая в точке падения.
Мама намеревалась приехать. Не прошло и тридцати лет… Заманчиво маячила уловка пройти мимо, не получив конвертик. Одновременно Инга погружалась в материю насущную – задумалась о деньгах, о хлопотах встречи, вспомнила Сашку, умеющую так плавно пустить хаос действительности в аккуратную колею, – вот чье энергичное улыбчивое обхождение творило чудеса, с ним даже Фемиде можно было всучить взятку, превратив ее в естественное и безграничное «спасибо». Однако Сашка не смогла бы за Ингу встретиться с матушкой, вот где загвоздка.
Зачем она едет сюда? По злой иронии судеб, в этом городе, что для Инги – суровая нянька, матушку постиг любовный крах. Она вообще – сплошной крах, она и Ингу родила, потому что ей не повезло. Со стенок сырого погреба памяти Инга отскребала обрывки доисторических маминых историй, изложенных то ли в стыдливых письмах, то ли при последней встрече. Мама ехала с танцев, подружку потеряла, и вечер не задался. Едет она в трамвае, и тут ее начал жалеть красивый армянин нараспашку. В руках у него коньяк, прижатый к позолоченному сердцу, и дурного он не хочет. Он ей книжку подарил. Кулинарную. А напротив сидел насмешливый молодой человек с портфелем. «О, – говорит, – давай я тебе тоже книгу подарю!» И протягивает «Тесс из рода д’Эрбервилей». Почитанную такую. Это и был отец. И она родила от него дочь. Мать веселила эта история. Вот где, спрашивается, логика?! Особенно если учесть злую судьбу девочки Тесс. Лучше бы с армянином сошлась, может, все иначе вышло бы.
Позвонить и спросить прямо: деньги нужны? Нет, это мелковатая месть. Совместимы ли гений и мелочность? Что вообще делают в таких случаях? – звенел в голове нелепый вопрос. Нелли уже высказалась на стороне сдержанного благородства. Сашка в свое время тоже имела на сей счет мнение… Но в кои-то веки для вящей новизны предстояло справиться самой. Неплохой опыт к сорока годам, однако.
Мага, уловив мрачный сарказм, его усугубила. Ее излюбленный метод: довести до критической массы и направить энергию взрыва в нужном ей направлении. На сей раз взрывы не требовались, нужна была Инга в рабочем состоянии духа. Обострение детской травмы и прибытие матери не играли Маге на руку, потому она их умело игнорировала. Инге хотелось извержения истерики, метаний, бури, слез и вожделенного успокоения, исхода, но ее держали в черном теле. Магдалена не играла в душевную близость, за что ей отдельное спасибо. До Инги медленно доходило, в какие цепкие лапы она попала. Да поздненько, жребий брошен.
Или «жеребий», как выражался Данила Михалыч, что в эти как раз дни сделал Инге предложение. Звучало оно кисловато, примерно так: оставляйте вашим компаньонам, или как их там, свою территорию, а вы ко мне перебирайтесь, будем жить в разных комнатах и браниться иногда, заполним пустые клеточки в наших кроссвордах. Просто-таки вовремя протянутая рука друга, черт ее дери! Инга про себя восстала: это почему же в разных комнатах?! Почему не в одной, чтобы тесно, убористо, тепло? Нежно… Что мы, буржуи, что ли, чтобы спать в разных спальнях, у нас-то можно ругаться, разводиться, плакаться друзьям, но втихомолку разделять друг с другом ложе! Вслух, однако, она забормотала о Шотландии. Данила только фыркнул. Для него это несбыточный и вредный прожект, отговорка, блеф. «Делать вам там абсолютно нечего!» – отрезал, и все тут. Может, он просто стеснялся своих чувств? Эк подвалило Инге на старости лет: и мамочка тебе пожалуйста, и жених с золотой каемочкой. Сбылись Неллины прогнозы, ведь столько лет, видать, Инга вела себя хорошо, силы небесные наконец-то решили поощрить; а что ты хотела, дорогая, – там тоже проволочек хватает!
Прогнозы Неллины сбылись, а сама Нелли умерла. Инге позвонил Игорь. Случилось и так достаточно для того, чтоб мир рухнул. Но умер еще и его создатель. На следующее утро после похорон приезжала мать – разве это могло уже волновать; вот все и разрешилось к рекомендуемой отстраненности. Нелли и тут выручила, подгадала, наглядно объяснив, как надо…
Игорь седой. Муж Нелли хватает Ингу за плечи, давится слезами, смеется, мечется, словно теннисист после изнурительной победы. Инга не ожидала и того, что он вообще ее помнит. Возраст и потрясения иногда преображают… так это ж по Нелли! Все по Нелли. Она рассказала жизнь еще до того, как жизнь была прожита. Вот Игорь молчит. Но в глубинах побуждений, что руководят словами и жестами, разумеется, всегда мерцает тонкое напряжение между любившими друг друга давным-давно. Печаль интриге не помеха, Инге не стыдно совсем в том признаваться, потому что сама Нелли это преподала. И чем тщательнее сокрыта интрига, тем сильнее смятение, гордецы от слова «горечь». Горчит невысказанное.
Печалью руководила жена Игоря, словно печаль – воздушный шарик, пасуемый избранным. Инга явно не числилась в последних. Про себя прозвала распорядительницу Вассой Железновой. Хотелось сунуть ей в руки пузатую супницу, царствующую на столе, и отправить восвояси. Откуда эти пошлые предметы здесь?! Нелли ненавидела нефункциональную кухонную роскошь – сервизы, хрусталь…
Понятно, почему так размяк вдовец: он беспомощно и истерично боялся невестки. И одновременно боялся остаться один.
Так и провожала Инга Нелли: не прощаясь, твердя про себя: «Прости, прости, милая, потом поплачу, не здесь же; ты ж все равно со мной, так зачем возиться в погребальной шелухе, оставим Васссе Железновой всю эту смердящую показуху…» Напоследок она наплевала на бонтон, взяла тонкую чужую любимую ладонь – как осколок греческих раскопок, шершавое и драгоценное свидетельство доисторического чувства, – спросила, кивая на его отца:
– Может, мне сегодня с ним остаться?
Васса Железнова, видимо страдающая обостренным вниманием ревнивицы, зыркнула в ее сторону.
– Что ты… он с нами, – испугался Игорь.
Мероприятие себя исчерпало. Инга пустилась наутек.
Приснилась капающая вода. Проснулась, время обрушило на нее цифру 04.17. Вспомнила, что ничтожно мало у нее Неллиных фотографий. На них Нелли вся в работе: застывшие гримасы учителя тире мага, одевающего послушников в кандалы хрестоматийных ролей. Ершистая, строгая – и моментально перетекающая в ехидну, прикуривающую, клацая перстнями. Миша сказал однажды, что гуру – это друг, имеющий патент на предательство. Что ни говори: можно топать ногами и кричать: «Ты мне больше не друг!», но Учитель останется Учителем, свершившегося не аннулировать.
Инга вышла навстречу матери более-менее собранной. Один взгляд на снимки – корсет затянут, задачи определены. Телепатический сеанс принят. Прямая трансляция из преисподней прошла удачно. Чушь! Во- первых, по правилам, душа еще здесь, еще так близко. А во-вторых, разве может умереть Нелли,
