Голубое озеро — огромная яма в скале, наполненная полупрозрачным, как обезжиренное молоко, густым киселем бирюзового цвета, как будто сгущенным небом — ошеломило Алину.
— Неужели это вода? — проговорила она, глядя в озеро. — Не может быть. И подумала: «У Бориса точно такого же цвета глаза».
Алина обернулась к Виталику. Он подбоченился, выставив вверх небритый худой подбородок, силой удерживая радостную улыбку, неприличную для солидного абхаза в летах, которая все равно норовила прорваться сквозь его сжатые губы.
— Виталик, это Бог тут себе на даче бассейн, что ли, строить собирался? — спросила Лиана.
— Я у него не спрашивал. Ты когда в следующий раз его на базаре встретишь, сама спроси, — сказал Виталик, не удостоив нахальную Лиану взглядом, и повернулся к Алине. Он давно раскусил, что нахалка — местная, ну максимум адлерская, а блондинка — из России. Ему очень хотелось поразить эту красивую россиянку тем, что он сам любил больше всего на свете, — своей страной.
— Такая вода в этом озере холодная, не представляешь ты! — сказал он ей. — Ногу засунешь — мозги мерзнут. А воздух посмотри какой! Его кушать можно! Я тебе, между прочим, не рассказывал, что Абхазию Бог оставил себе как дачу?
Алина подошла к озеру, потрогала воду, и у нее закружилась голова. Одновременно она почувствовала навязчивое, как голод, желание описать Борису все, что увидела. «Ну почему я не могу просто сама радоваться тому, что вижу и чувствую? Почему мне обязательно нужно пережить это вместе с ним?» — подумала Алина. Она посчитала в уме, что с Борисом они не говорили уже почти сутки, подумала, хватит ли этого, чтобы он начал ее искать, и болезненно констатировала, что нет, пожалуй, не хватит.
— Виталик, зачем ты нам всю эту красоту показал, кто тебя просил? — вдруг сказала Лиана.
— А чем ты недовольна? — спросил Виталик.
— Тем, что теперь помирать жальчее.
— А ты что — помирать собралась? — спросил Виталик.
— А ты что — нет? — ответила Лиана и повернула обратно к машине.
В горах было прохладно. Виталик заехал на маленький рынок, где торговали смородиновым вином, каштановым медом и теплой одеждой, связанной из домашней пряжи. На одном из прилавков было написано «мушмула супер бомба».
«Представляешь, я купила свитер, а он пахнет, как козий сыр во Франции:)», — написала Алина, но не стала отправлять.
— Зачем у Даура свитер купила? Лучше бы у меня мед купила! — сказала ей вслед одна из одетых в черное торговок, в черном платке на голове.
— Правильно сделала, что купила, — сказала другая, в таком же платке. — У него дочку надо замуж пора выдавать — уже скоро школу закончит!
Вздрагивая на ямах дороги, волга въехала в светлый поселок. Под сказочными кипарисами спали худые коровы. Почти у каждого кипариса стояли цветы и гранитная табличка с фамилией.
— Это с войны? — спросила Алина.
— Нет, с какой войны! — сказал водитель. — Это молодежь на машинах гоняет. Ума нету — разбиваются насмерть прямо об эти кипарисы.
— Ты посмотри, здесь и светофор поставили! В первый раз после войны вижу в Абхазии светофор, — сказала Лиана.
— Он сейчас не работает, но, когда работает, всегда красный цвет показывает, — с гордостью рассказал Виталик, обернувшись из-за руля на Алину. Алина смотрела в окно. «Какая женщина красивая и скромная. Как Кристина Орбакайте. Но все время грустная», — подумал Виталик.
Наконец волга остановилась в проулке с чисто выметенными двориками и цветами на улочках возле заборов. Ветерок доносил с пляжа запах моря и коровьих лепешек. По узкой гравийной дороге гуляли мохнатые свиньи. На лавочке перед домом сидела бабушка с палочкой в черном платочке и сама себе жаловалась на невесток.
Навстречу Алине и Лиане выбежал чумазый котенок.
— Токсик, а ну вернись! — крикнул кто-то из глубины двора. У калитки показалась племянница Лианы Джульетта с огромным алюминиевым тазом в руках.
— Как, ты сказала, его зовут? — спросила Лиана, показывая на котенка.
— Токсоплазмоз! — торжественно объявила племянница. — Коротко — Токсик. Красивое слово «токсоплазмоз». Я в женской консультации слышала.
Джульетте — девушке с узкими бедрами, ровным личиком и растрепанными детскими бровками — было семнадцать лет, и она была беременна третьим. Алина заметила с ужасом, что из-под огромного таза виден такой же огромный живот, как будто приклеенный к тоненьким ножкам.
За ней вышла и сама Кремлина — женщина неопределенных лет, усталая, темная, похожая на всех женщин на километры вокруг, в краю, где становятся бабушками к тридцати.
— Так умираю, что аж в обморок падаю, — сказала Кремлина, обхватив руками голову.
— Отходняк у меня — вчера бухали, не представляешь как! Джульетте кто-то сказал на базаре, что через год конец света — по русскому телевидению видел. Вот мы до утра сидели: конец света обмывали.
Двор Кремлины был в двух минутах от моря. Половину двора занимало кафе. За ним стоял дом, а за домом — огород с мандаринами. Шиферную крышу над столиками кафе держали четыре носатых атланта. Атлантов Кремлина купила по случаю на строительном рынке. Она сама покрасила их коричневой краской, чтобы выглядели загорелыми. Набедренные повязки выкрасила зеленым. Атланты стали похожи на местных ребят-дзюдоистов, если бы их занесло на необитаемый остров.
В огромном доме, состоящем из двадцати сырых конурок, занавешенных простынями вместо дверей, восемнадцать на лето сдавали отдыхающим. Отдыхающие бродили по двору с недовольными красными лицами и полотенцами через плечо. Тут же бегали маленькие сыновья семнадцатилетней Джульетты — близнецы Гамлет и Тамерлан.
— Хватит мельтешить туда-сюда, меня уже укачивает от вас! — крикнула им Джульетта и поставила на пол таз с вареной фасолью.
— Ффух, как я устала! На меня третий пот пришел.
— А зачем ты сама туршу* таскаешь? У тебя же может выкидыш случиться! — возмутилась Лиана. — Кремлина, ты почему ей разрешаешь?
Кремлина махнула рукой, проворчав «взрослая женщина, сама пусть думает».
— А ты думаешь, я расстроюсь, если выкидыш будет? — фыркнула Джульетта. — Я и так монетку бросала — делать аборт или не делать. Ты разве не знаешь, что у меня муж сидит уже полгода?
— Первый раз слышу. А за что?
— Оно мне надо? Говорят, семь лет ему светит. Тоже сильно не расстроюсь, если честно.
Джульетта сбежала замуж в четырнадцать — так же, как ее старшие сестры, так же, как большинство ее одноклассниц и соседок — некоторых, правда, украли, а некоторым сбегать не пришлось, потому что родители сами спешили выдать их замуж. Здесь считали, что, если девушка не вышла замуж к десятому классу, значит, уже и не выйдет, а это самое страшное, что может случиться в жизни и самой девушки, и всей ее семьи.
Две белокурые отдыхающие, стройные и загорелые, шли по проулку в одних купальниках. Таксист Виталик, увидев их, сплюнул от возмущения и прошипел:
— Девочки, оденьтесь хоть, слушай! Бессовестные!
Отдыхающие обернулись и посмотрели на Виталика презрительно, как на распоясавшегося варвара. Алина мягко улыбнулась Виталику, слегка смущаясь, сунула ему деньги — больше, чем договаривались, — и он уехал, стреляя своей волгой так, что в соседних дворах несколько женщин в черных платках и в черной одежде отвлеклись от домашней работы.
— Мрамза, там опять война, что ли? — крикнула одна другой, разогнувшись над пряжей, которую наматывала на веретено, сидя во дворе на кушетке.
— С чего ты взяла, Амза? — крикнула ей вторая, вытирая руки, черные от сока горного лопуха, который она чистила, сидя в другом дворе на такой же кушетке. — А, слышу, стреляют, — сказала она. —
