[материальных] элементов, то есть плоти, было дано [нам] от премудрого Творца, дабы благо зиждилось на добродетельной и безупречной жизни, берущей исток свой в благочестивой вере и в соблюдении божественных заповедей. Ибо как не может тело само по себе, лишенное души, обрести жизнь, так и соблюдение заповедей без [сохранения] Православия не может принести пользы человеку. Ведь то, чем является душа для тела, то же есть и Православие для духа. Поэтому прежде всего, если угодно, будем радеть о [стяжании] бесстрастной мысли о Боге и божественном, будем усваивать и беречь ее, дабы возводимое нами на чистом и незыблемом основании здание, все и во всем соделалось безупречным, скрепляемое Христом, Которого мы благочестиво почитаем как Краеугольный Камень [нашей веры], и дабы было [это здание] непоколебимым при всех ударах и натисках еретической ворожбы.
Поскольку предварительному постижению и обдумыванию действительных определений присуще быть прочным основанием и незыблемым краеугольным камнем всякой разумной мудрости, то они должны предшествовать [нашему] рассуждению, как надежные путеводители. Ибо немногие (особенно в нашем поколении) проявляют усердие и не боятся потрудиться для того, чтобы научиться определениям и [уметь] заранее обдумывать их.
[Следует знать], что многие из еретиков, с которыми мы встречались, пытались догматствовать о Христе, словно сраажаться в ночной битве или [участвовать] в схватке слепых. [Беседовать] с ними мы могли, лишь с трудом удерживая смех, особенно, [когда это происходило] в городе Александрии. Ибо что может быть более смехотворным [подобных собеседований]? — Они догматствовали о природе, но не знали, каково определение природы; спорили об ипостаси, но не ведали, что такое ипостась. И [все] остальное подобным же образом.
Мы же, при содействии Христовом, с младых лет воспринимали по частям из Отеческого Предания наставление в определениях. Благодаря этому мы рассматриваем всех противников [наших] как слабейших, [видя в них тех], кого следует обратить к Богу посредством [такого же] наставления. [А всех православных] увещеваем прежде всего радеть о знании определений, особенно тех, которые относятся к учению о Христе, чтобы не быть вам слепыми чужестранцами, а говорящему для вас — также чужестранцу.
Прежде всего должно знать, что Предание кафолической Церкви отнюдь не следует во всем и не идет за определениями эллинских философов, особенно когда это касается таинства по Христу и триадологии, но богоподобно следует своему Евангельскому и Апостольскому канону. Ибо таинство Божества превыше физических определений и законов; не понимая этого различия, еретики догматствуют о Божественном в общепринятых и натурфилософских [понятиях] и вследствие этого впадают в заблуждение. Вследствие чего [Апостол] Павел и изрек, что он проповедует Христа «не в убедительных словах мудрости века сего» Кор 2 4–6), потому что общепринятая философия есть безумие перед Богом» (1 Кор. 3:19).
Вот, заметь, что первое определение этой философии гласит: «[Вещам], противоположным друг другу по естеству, невозможно вступать в соединение; например, огонь не может быть неповрежденно соединенным с сеном». А первое определение нашего спасительного [учения] опровергает это философское определение, провозглашая [сочетание в Богородице] девства и разрешения от бремени, а также общение и единение [в Господе] божественного огня с противоположным естеством плоти.
Второе определение философии гласит: «Единичная ипостась, объемлющая в себе все [существа], неописуема: но невозможно говорить, что двоица или троица неописуемы, ибо двоица познается тогда, когда описуется единица. А святая Церковь исповедует неописуемого Бога в трех Ипостасях.
Опять же Платон говорит: «Отцовство есть преждебытие сыновства». Церковь же говорит, что Сын прежде [всех] век сосуществовал и был безначальным вместе с Отцом.
Знающий это богоносный Василий говорит, обращаясь к Амфилохию: «Природа и сущность, в соответствии с церковными догматами, есть нечто одно». [Святой] отец, говоря «в соответствии с церковными догматами», обозначил, что по эллинскому [учению], сущность и природа не одно и то же. Поэтому и Климент [Александрийский], [муж] обильный мудростью и ведением, создал особым образом определения церковных догматов, будучи учеником и подлинным питомцем Апостолов Петра и, особенно, премудрого Павла; слыша, как последний отвергает, отвращается и глумится над эллинской мудростью, [Климент также отвергал ее].
Первый наш вопрос к еретикам, пытающимся возражать против нашего [учения] о Домостроительстве Христова Воплощения, таков: откуда или от какого автора Священного Писания святая Церковь восприняла прежде всего [понятие] «природы»? И кто [из священных авторов] утверждает, что природа есть действие? И откуда Церковь узнала о [понятии] «род»? И кто раньше всех начал говорить относительно [слова] «воля»? Откуда [понятие] «ипостась»? Откуда [христиане] прежде всего услышали относительно [понятия] «сущность»? И так как противник [наверняка] будет приведен в замешательство такого рода вопрошаниями, то это станет его первым поражением.
Глава вторая
Для более точного [понимания] Предания должно знать то, что всякий вопрос или тема обсуждения предполагают некоторые три соподчиненных вопроса, которыми мы ставим в тупик наших противников. Эти вопросы, например, таковы: «Что есть Бог?», «Почему Он называется Богом?» и «Сколькими способами можно мыслить [понятие] Бога?» И когда мы задаем первый вопрос, то ясно, что взыскуем определение вещи; когда задаем второй требуем этимологии имени; а когда третий требуем от наших противников ответа на вопрос о том, сколькими способами можно говорить о Боге.
Схолия. Когда ставится первый вопрос, то обнаруживается определение [вещи]; когда второй — становится ясной этимология, а когда третий — обозначаются способы [постижения этой вещи].
Приступающий к изложению догматических вопросов без знания определений уподобляется слепцу, предпринимающему путешествие туда, куда он уже прибыл.
Для начала следует вышеназванным образом произвести исследование определений трояким способом и [ответить на вопросы]: «Что есть определение?», «Почему оно называется определением?» и «Сколькими способами мыслится оно?» [В этой связи прежде всего следует сказать] что определение есть краткое высказывание, обнаруживающее в вещи подлежащую сущность. Говорят, что определения являются словно зрением и очами вещей и как бы определяют и замыкают [в четких границах] смысл мысли. Например, вместо того чтобы говорить: «Человек есть существо, [состоящее] из плоти, души, разума, крови, [материальных] стихий и многого другого», мы даем такое определение: «Человек есть смертное и разумное живое существо, могущее вместить ум и знание».
Имеется бесчисленное множество определений любой вещи, но вследствие нерадивости нынешнего поколения мы приводим лишь некоторые из них, наиболее главные. Кроме того, должно знать и верить, что [человек], не пожалевший («труда для изучения определений, в диспутах легко сможет привести к молчанию риторов и велеречивых болтунов. Ибо когда будут заданы вопросы: «Что есть слово?», «Почему оно называется словом?» и «Сколькими способами [мыслится] оно?», то противник будет поставлен в тупик, поскольку не сможет дать определений, и в конце концов будет посрамлен как невежда.
Определение определений есть Тот, Кто определяет все, а Сам ничем не определяется; таким единственным определением определений является Бог, ибо Он — беспределен и непостижим по [Своей] сущности'. Трудно же определяемое есть то, что познается лишь отчасти, а не целиком, как, например, Древо Жизни. Для людей существуют три [вещи], непознаваемые по [своей] сущности и не поддающиеся определению: Бог, Ангел и души только [Самим1 Богом они познаются но сущности.
Наконец, правильно задающий вопрос обращается к противнику так: «Что [есть] предел?», «Что [есть] неопределенное?», «Что [есть] трудно определяемое?» Легко определяемое есть осязаемое и подвергающееся тлению, как например, хлеб и тому подобное. Предел есть неодолимая неподвижность. Неопределенное есть единственное нетварное [Существо], то есть Бог. А трудно определяемое есть тварное и незримое [существо], как, например, Ангел, душа и демон.
