– Что?
– Ну, забеременела, понесла…
– Э? Откуда ты?..
– Вот-вот, в общем, не только камеру я у тебя во лбу со взрывчаткой почувствовал и отсутствие других микрофонов. А много чего еще. Кстати, у тебя камушек в правой почке с горошину, надо бы убрать…
– Обалдеть! – выдохнула Даша и прижалась сильнее, ремень вдавился в спину профессору. Она откачнулась, кусая губы.
– А полустанка-то все нет. И, надо тебе сказать, холодает.
– До станции, где нас машина ждет, еще часа полтора ехать. Давай-ка попробуем заползти в дверь на ходу. В принципе, ключом вагонным можно и на ходу изловчиться дверь открыть.
Глава XVII
Неброская серая «Волга» свернула на проселок. Дорога, как камень, словно все лето по ней гоняли асфальтовые катки. Чахлые кустики вдоль дороги, тысячи земляных муравьиных кучек. Настоящий мурашиный мегаполис. Дальше холмистое поле, торчащее желтовато-серой неровной стерней с широкими пятнами гарей.
Славутич ехал медленно, посматривая на Дарью. Она прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то. Губы что-то тихонько шепчут…
– Налевонетчутьлевееещелевее… – вдруг так отчетливо раздалось в ушах Славутича, что он вздрогнул. Звук сразу прервался, Лариска, виновато глянув, шмыгнула под кресло.
– Что, крыска, думаешь, инициатива наказуема? – с усмешкой пробормотал профессор. Удивительный слух у зверька сумел, похоже, интерпретировать движение голосовых связок.
– Здесь надо свернуть налево! – уверенно сказала Дарья.
Машина покатилась под длинный пологий откос прямо по стерне. Внизу пошла кочкастая луговина, наконец машина въехала в тупичок. Профессор переключил на заднюю, но Даша вдруг громко и веско сказала:
– Это здесь! Выходим.
Колеса слегка увязли в грязноватом песке ничем не примечательного русла пересохшей речки, дальше маленькие пятачки луговины, истоптанной овечьими копытцами. Кривые вербы с крошечными меховыми почками, задремавшими до весны. Дальше вдаль уходит волнистая степь. Мелкие облачка, подсвеченные закатывающимся солнцем, какие-то неприятные, небо, словно опухшее лицо в синюшно-багровых фурункулах и синяках, глянуло хмуро, недобро. И тут же потянуло серый капюшон – с севера быстро пополз слой быстрых дождевых облаков, что, по сути, туман, едва способный разразиться редкой моросью. Ударил порыв холодного ветра, резкий, промозглый. Даша поежилась, застегнула олимпийку до горла, притопила в воротнике подбородок.
– Я чую, это здесь!
Профессор пожал плечами.
– А что здесь-то? И что сделать надо?
– Не знаю. Этого не знаю, – сказала Даша, виновато ковырнув носком кроссовки землю.
– Мне что, сказать «Сезам, откройся»? Ладно… ладно.
Славутич прикрыл глаза и постарался ощутить окрестности. Поля накрыла серовато-желтоватая дымка «живого», дышит, питается, перемещается. Ковер, в глубь земли он постепенно темнеет, замирает вдоль корней, уходящих глубже, тянется дальше. А вот над поверхностью обрезается почти над землей. Он мысленно потянулся, сканируя территорию. Ничего вроде необычного…
– Профессор! Посмотрите сюда! – воскликнула Даша.
Он открыл глаза, от неожиданности шагнул назад. На высоте полуметра повисло овальное трепещущее зеркало, переливающееся, словно бензиновая пленка на воде. К нему недвусмысленно повисли три ступеньки.
– Э-э, похоже, допуск получен. Похоже, нас приглашают войти в этот… не слишком оригинальный для нашего привередливого вкуса вход.
Прозрачная мембрана коснулась лиц на мгновение, словно нежнейший шелк, и растаяла. Окрестности не изменились – они просто прошли насквозь. Но перед ними появилось невероятное сияющее существо. Казалось, сверкающий слиток белого золота сошел с неба, замер и чуть потускнел – проявились формы и черты. Над головой вознесся идеально симметричный веер белоснежных крыльев. Стройное тело сияло белым металлом. Существо подплыло ближе, раскинув руки. Людей накрыла волна любви, нежности и приязни – Славутич шагнул вперед, а Даша вовсе упала на колени, зарыдала.
– Бог есть любовь… Ты бог? – пробормотал профессор.
– Притяжение – один из ликов гравитации. Любовь – это человеческое понимание, уровень эмоций. Ты сам научился осознанно ее активировать, потому к тебе тянутся существа. Ты прошел почти до конца. Это последняя инициация… Осталось лишь активировать антигравитацию.
Сияние померкло, существо налилось угрожающим багрянцем, и людей захлестнула волна всемогущей, всепоглощающей ненависти. Сокрушительный удар ее выбил воздух из легких, сшиб и покатил людей по земле вместе с клубами пыли.
Громкий трубный аккорд раздался в воздухе, и ненависть словно выключили. Славутич, тяжело дыша и отряхиваясь, поднял за руку Дашу, растирающую колено. А человекообразное существо разделилось на две части – белоснежную и багряную, стояло нейтрально, ждало.
– Все понятно… чего же непонятного. Встретил некий ангелоподобный киборг. Вот, инициировали, значит… я теперь весь такой инициированный. Вот только ни разу не понятнее стало, что из этого следует. Мне что теперь, надо покусать кого-то для полного счастья? Кровушки у трудового народа испить, как настойчиво рекомендуют наши венгерские друзья?
Раздался чистый хрустальный смех:
– Ну что вы. Это лишь причудливые интерпретации некоторых слегка приподнявшихся человеческих существ. Слабое биологическое сознание трансформирует прямую неизвестную информацию в нечто, что имеется в памяти.
– Ария Риголетто, напетая Мойшей по телефону, да? Так, и что же оно должно было усвоиться? Насколько понял, я вам зачем-то нужен.
– Да, нужен. С твоим появлением закончился эксперимент постижения. Однако значительно проще будет объяснить, если женщина удалится. Можно быстро стереть лишнее из ее памяти, поместить взамен полезные обучающие воспоминания, и все будет хорошо. Перейти проще будет решиться с ее поддержкой.
Глаза Дарьи заблестели, слезы прочертили влажные дорожки, голос дрогнул с печальной обреченностью:
– Я не хочу лишаться памяти об этих днях. Они мне дороги, как… как память.
– То есть это вы во сне, значит, заморочили Даше голову?
– Предоставленная информация так преломилась у нее через призму эмоций. Нам не важно преломление, главное – она заставила действовать. Действие ведь самое важное в этом мире. А действовать люди начинают, лишь если толкает сильная эмоция. Иначе не преодолевается барьер бездействия, в просторечье называемого ленью. Особь с подходящими параметрами простимулировали, она отреагировала, и результат достигнут.
– Шла на съедение добровольно… как мышка… – прошептала Дарья. Губы у нее искривились, на глаза навернулись слезы… Профессор обнял ее, тронул губами жилку, бьющуюся на виске, и шагнул вперед, прикрыв ее от злых холодных слов.
– Очень интересно. Славутич, сами видите, последние ваши действия совершенно бессознательны. Работает исключительно эмоциональная составляющая, разум отодвинулся. Даже ваш, могучий и внушительный, отшатнулся!
– Или просто дал место тому, чему должен был дать!
Профессор сжал кулаки, опустил голову. Лоб изрезали вертикальные морщины. Меж собеседниками повисло молчание. Несколько секунд Славутич боролся с собой, но смог вернуть нормальный цвет лица и сказать почти спокойно:
– Изложите подробности.
