Беспрецедентные возможности использования не ограниченного условностями синонимического ряда в первую очередь сказались на частушке. Малая форма этого народного жанра требовала особенной выразительности, которая достигалась предельно возможной точностью лексического выбора. В свою очередь достигнутая таким образом точность не была результатом первоначального отбора. Лексика частушки выкристаллизовывалась в процессе многократного употребления при передаче из уст в уста. И даже будучи зафиксированной в печатном источнике, частушка допускала многовариантность, что, кстати, всегда говорило в пользу ее фольклорного происхождения. Литературный текст канонизирован и не допускает никаких разночтений. Но даже предельно специфическую яркость и образность запретного слова в фольклоре вряд ли стоит рассматривать как непристойность, поскольку оно интонационно нейтрально, в отличие от того же слова, использованного для ругани. У исполнителей подлинно народных частушек нет и любования собственной смелостью, что, к сожалению, присуще авторам так называемой художественной литературы, с избытком нашпигованной ненормативной лексикой. Самобытной частушке, повторимся, несвойственны ни агрессивность, ни эпатаж.
