километров.
На рассвете 3 марта 1944 года бригада рассредоточилась в районе Воложувки, что в 20 километрах от города Ямполь. Танки мы замаскировали в копнах прошлогодней соломы, в неубранном кукурузном поле. Было тихо, и даже не верилось, что совсем близко проходит линия фронта.
Вскоре на командный пункт прибыл командир стрелкового полка, находившегося здесь в обороне. Рассказывая об обстановке, он заметил:
— На участке спокойно, тихо. Признаться, и людей у меня маловато. Плохо и с боеприпасами, и с продовольствием. Дороги вон как раскисли — не подвезешь.
Полковник хорошо был осведомлен об обороне противника. Он указал, где вдоль дороги расставлены фашистские танки. Начальник нашего штаба гвардии подполковник Я. М. Баранов нанес на карту расположение вражеских огневых точек.
В полдень меня вызвал командир корпуса. Генерал Г. С. Родин сказал, что наш танковый корпус вводится в прорыв в полосе 60-й армии. И он провел на карте красную стрелу. Она была нацелена на Каменец-Подольский, до которого было более двухсот километров. Это была конечная задача, а ближайшая заключалась в том, чтобы за три-четыре дня прорваться с севера на юг и, рассекая группировку противника, перерезать железную и шоссейную дороги Проскуров — Тернополь, лишить гитлеровцев возможности отойти на юго-запад.
В условиях распутицы и непогоды корпусу предстояло вести тяжелые бои с сильной вражеской группировкой: между Тернополем и Проскуровом было сосредоточено до девяти танковых и шести пехотных дивизий.
Пока разрабатывался план предстоящего боя, люди бригады не сидели сложа руки. Несмотря на только что совершенный марш, экипажи танков использовали каждый день и час для учебы. Они добивались согласованности в действиях каждого воина, до автоматизма отрабатывали приемы в работе на прицельных приспособлениях. Сокращали нормативы посадки в танк и высадки из него. Автоматчики учились действовать в танковом десанте, вести огонь с брони машин, взбираться на танк и спрыгивать на ходу.
Политработники, парторги и комсорги, не дожидаясь указаний сверху, организовали беседы с личным составом, развивая у бойцов высокий наступательный порыв, жгучую ненависть к врагу.
Еще на Орловщине челябинцы убедились: фашистские оккупанты способны на любые зверства. Деревни они превратили в развалины и пепел. На дорогах соорудили виселицы.
Проезжая по Украине, наши воины с болью в душе смотрели на руины, на обгоревшие коробки станционных построек, на разрушенные украинские хаты и вырубленные сады.
— Не будет пощады врагу, — заявляли солдаты. — Раздавим фашистскую гадину.
Вернувшись из штаба корпуса, я тут же собрал командиров. Сообщил: завтра на рассвете в бой.
Началась кропотливая подготовка к боевым действиям. Штабные офицеры Баранов и Гаськов, склонившись над картами, намечали пункты сосредоточения подразделений для атаки, изучали район предстоящих боевых действий, систему огня противника, разрабатывали вопросы взаимодействия, прикидывали возможные рубежи развертывания в случае встречного боя…
Не дремала и наша разведка. Начальник разведки бригады гвардии старший лейтенант Валеев организовал наблюдательные посты, со своими подчиненными тщательно изучил оборону противника. Данные, которыми мы теперь располагали, позволяли сделать вывод: за дороги будет идти упорная борьба. В условиях распутицы только дороги, хотя и разбитые гусеницами танков и колесами автомашин, могли дать возможность противнику предпринять контратаки, а также организованно отойти на новый рубеж обороны. О том, что гитлеровцы будут драться за дороги, говорил тот факт, что лишь отдельные высоты они оборудовали как опорные пункты (и то поспешно), а основные огневые средства сосредоточили в узлах дорог.
Обладание теми же дорогами позволяло нам сохранить высокий темп наступления. Но дело не только в дорогах. Мы должны, хотя это и нелегко, совершать обходные маневры, неожиданно появляться в тылу врага, внезапными ударами рассекать его боевые порядки и по частям уничтожать гитлеровцев.
Разговариваю с механиками-водителями третьего батальона. Обещают, что сумеют провести танки по любой местности.
— Тридцатьчетверки пройдут всюду!
А что думают автоматчики роты Сидорова?
— Нам-то, на броне будет легче, да и в пешей атаке не отстанем от танков, — отвечали бойцы.
Иду во второй батальон. Подморозило, и земля затвердела. В ночной тишине звонко похрустывает под ногами образовавшийся в проталинах ледок. Меня сопровождает гвардии капитан Федоров. Я с симпатией смотрю на рослого, комбата. Его комбинезон туго перехвачен портупеей, а на голове, как всегда, видавший виды шлемофон.
— Как настроение у людей?
— Прекрасное. Завтра дадим немцам жару! — на ходу отвечает Василий Александрович.
И я верю его словам — батальон уже показал себя в боях. Комбат умело руководил подчиненными, в любой ситуации не терялся, мог расчетливо организовать бой.
Федоров — кадровый офицер. В 1933 году он добровольно ушел в армию. С первых дней войны — активный ее участник. Сначала на Юго-Западном фронте командовал разведротой, затем бои под Москвой, на Северо-Западном и Калининском фронтах. Был тяжело ранен, контужен, более двух месяцев лежал в госпитале.
Тактически грамотный офицер, он показал себя и в нашей бригаде способным и бесстрашным комбатом. Но нередко мне приходилось сдерживать Василия Александровича, а иногда просто и ругать. Он непременно лез в самое пекло, первым врывался на вражеские позиции. Порой и не было в этом необходимости. Но я знал: завтра он снова в горячую минуту боя не устоит перед искушением появиться впереди атакующих.
Мы подошли к группе воинов. Бригада сильно обновилась, и я с трудом узнавал не только рядовых, но и некоторых офицеров. Выяснилось, что мы оказались в роте гвардии старшего лейтенанта Сидельникова.
Вскоре бойцы роты собрались на короткий митинг. Первым выступил гвардии подполковник А. А. Денисов, только что прибывший на должность заместителя командира второго батальона по политчасти. Голос его звучал мягко, но убедительно. Чувствовалось, что Денисов — опытный политработник.
Выступали бойцы, сержанты, говорили коротко и ясно: сражаться по-уральски, по-гвардейски — беззаветно и храбро.
В своей речи я напомнил, что боевые действия бригада возобновляет в довольно сложной обстановке. Ранняя весна превратила дороги в непролазные болота, затрудняется подвоз боеприпасов, горючего, продовольствия.
— В этих условиях, — напомнил я, — особенно важно экономно расходовать боеприпасы. Каждый снаряд — только в цель!
Побывал я и в роте, которой теперь командовал гвардии старший лейтенант И. С. Пупков, в других подразделениях бригады. Встретился с начальником штаба батальона гвардии старшим лейтенантом Б. Н. Ерофеевым.
На перекрестке полевых дорог огневые позиции заняла батарея 76-миллиметровых орудий. Артиллеристы расселись кто на станине боевой системы, кто на ящиках из-под боеприпасов. На щите орудия был укреплен плакат, изображающий немецкий танк тигр. Стрелы на плакате показывали уязвимые места танка. Беседу с артиллеристами проводил парторг батареи П. А. Левшунов.
Такие памятки и плакаты к нам поступили еще в период Курской битвы. Теперь, в связи с новым пополнением, политотдел корпуса прислал эти пособия во все расчеты и экипажи.
Закончив беседу, Петр Андреевич сообщил мне, что сейчас состоится открытое партийное собрание.
Партийное собрание было по-фронтовому коротким, деловым. Докладчик командир батареи гвардии старший лейтенант Иван Пивцаев подчеркнул:
— Коммунист всегда должен быть впереди, личным примером увлекать воинов на разгром врага, сражаться храбро, мужественно и умело.
