можно дольше.
Сотник склонил голову, не проронив ни слова. Маркиз пытливо смотрел на него. Это был верный и преданный человек, которого он пятнадцать лет назад поднял из челяди до дворянина, поручил ему командовать своей охраной. Сотник ни разу не подвел хозяина. Даже став дворянином, служил, как преданный пес.
Маркиз еще раз повторил:
– Держитесь до последнего. Если не будет возможности уйти, лучше покончить с собой. Вам не простят службы у меня.
Сотник опять склонил голову и ушел.
– Барк. – Корхан повернулся к графу. – Принцессу в подводу. Уходим немедленно.
Когда телега и всадники исчезли за деревьями, с другой стороны леса донесся едва слышный звон мечей. Там в неравном бою гибла последняя сотня дружины Корхана, давая возможность уйти хозяину.
…Две сотни полка Владин повел сам, оставив за себя сотника. Не хотел упускать шанс поймать Корхана лично. Отряд шел на предельной скорости.
Тело под панцирем нестерпимо болело, но я не обращал на это внимания. Синяки, шишки, легкие травмы… Все это сейчас не имело никакого значения.
И не важно, что свободна дорога домой. В голове одна мысль – найти и уничтожить маркиза. Возможно, кто-то скажет, что я не прав, что надо милосердно простить его, согласно христианской морали… Но я не христианин, и ждать, пока меня ударят по левой щеке, чтобы подставить правую, не умею, не хочу и не буду. Мои предки этот вопрос решали не в пример проще и справедливее – око за око! А те, кто вопит о милосердии и морали, пусть побывает в моей шкуре, а потом скажет врагу: «Иди с миром». Если, конечно, сможет такое сказать… Я – не могу. В сердце не осталось иных чувств, кроме мести, тело не замечало вчерашних ран и забыло об усталости. Я буду гнать маркиза, пока не достану.
…Первую сотню, что шла в трехстах метрах впереди, атаковали с двух сторон. Из березовой рощи и глубокого оврага вылетело около семидесяти всадников. Еще два десятка встретили вторую сотню, с которой шел герцог и я с ребятами. Судя по одежде, это воины Корхана. Они бились с отчаянием смертников.
Я вперед не лез, смотрел на схватку со стороны. Невдалеке за боем наблюдал Владин. Рядом в седлах крутились Андрей с Денисом, охраняя герцога.
Звон скрещивающихся клинков, предсмертные крики и ругань людей, ржание лошадей слились воедино. Всадники приподнимались на стременах, с хрипом опускали мечи вниз, стремясь развалить противника пополам, отражали удары, били в ответ и падали под копыта коней, разбрызгивая кровь. Кони с пустыми седлами носились по полю.
Справа от меня схватились двое дружинников. Оба как на подбор, рослые, крутоплечие, с широкими лицами, светлыми волосами, даже оружие одинаковое, только цвета одежд разные. Мечи в их руках мелькали словно легкие прутики. Гнулись под ударами наплечники, слетали с груди чешуйки дощатой брони, у одного поперек лица пролегла багровая полоса, быстро заполнявшаяся кровью. На миг они исчезли за телами других воинов, а когда я вновь увидел их, оба уже потеряли щиты. Дружинник маркиза вдруг изогнулся в седле, нанося коварный удар в бок, в последний миг меч сменил направление, и клинок ударил по шее. Бармица выдержала выпад, но глубоко прогнулась. Воин герцога качнулся в седле, выпустил шестопер из рук и упал на гриву коня. Тот, почуяв неладное, шарахнулся в сторону, унося седока из-под второго удара.
Возле Владина внезапно возникли трое чужих воинов. В этот момент рядом никого, кроме двух ребят, не было. Они смело бросились на перехват.
Денис умело отбил удар, махнул мечом, заставляя противника подать коня назад, и стал теснить его дальше. Андрей тоже сначала насел на воина маркиза, но тот оказался ловчее и сам перешел в атаку. Несколько секунд я смотрел на это фехтование, отметив, что третий воин беспрепятственно скачет к герцогу, а потом сорвал с седла лук.
Сначала вылетел из седла дружинник, напавший на Владина со спины. Вторым покатился по траве со стрелой в груди противник Дениса. Тот сперва непонимающе огляделся, пытаясь сообразить, куда делся враг, потом обернулся ко мне и погрозил кулаком.
– Щенок… – прошептал я, растягивая тетиву, – подраться ему захотелось. Тореадор хренов…
Третья стрела ударила в плечо противнику Андрея. Воин выронил щит, и Андрей всадил меч ему в грудь.
Бой подходил к концу, дружинники Корхана большей частью погибли. Остальных зажали у оврага и добивали. По краю леса, метрах в десяти от меня, удирал один из воинов маркиза.
«Язык…» – мелькнула мысль. Рука сорвала с седла аркан. Петля упала на плечи воина. Я резко тронул с места Грома, дружинник вылетел из седла и кулем свалился в высокую траву.
– Пошел…
Гром устремился вперед, следом, на аркане, волочился пленный. «Сейчас узнаем, куда уехал цирк…»
Я остановил коня за деревьями и подбежал к пленнику. Тот успел встать на колени и пытался стащить петлю. Мощный удар ноги отбросил его назад.
Пока пленник приходил в себя, я привязал его к дереву и похлопал по плечу. Он поднял на меня глаза, вздрогнул и опустил голову.
– Слушай, парень. Мне от тебя ничего не нужно, кроме одного. Ты говоришь, в какую сторону уехал Корхан, и я тебя отпускаю.
Я говорил, сам холодея от своего голоса. Он звучал как близкие раскаты грома, зловеще и мощно. Каждое слово резонировало в голове, вгоняя в дрожь. Пленник испуганно вытаращил глаза и побледнел. Беспокойно завозился.
– Скажешь?
Тот отрицательно помотал головой. Я присел перед ним, схватил за подбородок и рывком поднял вверх.
– Смотри на меня! Твой маркиз предал вас, бросив на съедение войску короля. Он убежал, как трус, а вы до конца выполняли долг перед этим шакалом! Скажешь, где он, и я отпущу тебя. Ну?!
Я чувствовал, как во мне поднимается волна ярости.
– Говори, щенок! На куски разорву, мразь!…
Пленник судорожно забился в путах, скуля, как щенок. Мой голос звучал громовыми раскатами, леденя кровь и загоняя душу в пятки. Ужас отразился на его лице, белом как мел.
Уже не владея собой, зарычал и протянул пальцы к его горлу, собираясь оторвать голову голыми руками. В тело хлынула странная мощь, распиравшая меня изнутри.
– Говори-и-и!…
И тут я впервые увидел, как человек седеет буквально на глазах. Его темные как смоль волосы за какие-то мгновения превратились в пепельно-белые, начиная от корней и заканчивая самыми кончиками. Он выл, уже не пытаясь убежать, выл, глядя в никуда ошалевшими газами.
Я отошел на шаг. Вой постепенно стих, перешел в скулеж. Изо рта потекла слюна, на губах заиграла улыбка. Он сошел с ума…
– Твою мать!…
Отвязал его и пошел к коню. Пленник сидел на месте, не вставая, то смеялся, то плакал, утирал слезы грязной рукой, глядя в недоступную мне даль. Это был уже не человек, а безумное существо. Даже убивать противно. Я плюнул и пошел прочь, кипя от ярости – маркиз скрылся безвозвратно. Где теперь его искать?
От места боя ко мне спешил герцог в сопровождении ребят.
– Маркиза нет… Пленный ничего не сказал.
Герцог посмотрел мимо меня, туда, где у дерева сидел обезумевший воин.
– Мы тоже захватили пленного и допросили. Корхан вместе с графом Костутом и полутора десятками воинов ушел. С ними была одна подвода.
«С подводой они быстро не поедут… есть шанс…»
