Вчера, в десять вечера, я вошел в приемную генерала. Капитан Черный встретил меня недоброжелательно.
— Генерал никого не принимает.
— Когда же мне придти?
Дверь открылась и на пороге появился генерал.
— В чем дело?
Капитан доложил генералу о моем деле.
— Пожалуйте…
Я последовал за генералом. Мое состояние было незавидное. Я был полон сомнений и волненья. У меня был лишь один козырь, на который я больше всего надеялся.
— Садитесь.
Генерал улыбался глазами. Судя по всему, он был в хорошем расположении духа.
— Вы твердо решили уйти от нас? — пристально посмотрел на меня генерал.
— Да.
— Почему?
Я решил, что выкручиваться нет смысла. Генерал, все равно, поймет «истинные причины», побудившие меня обратиться лично к нему.
— Я уверен, что, работая по своей специальности, я принесу советскому правительству гораздо больше пользы. Работа в контрразведке мне не нравится.
Генерал встал и зашагал по кабинету.
Наступило минутное молчание.
— Дальше?
— Затем, я хотел бы работать у нас, на Подкарпатской Руси…
— Следующая причина?
— Это все, товарищ генерал-лейтенант.
— Причины у вас не особенно веские. Но, чтобы вы не считали меня толстокожим, я сделаю все, что в моей возможности. Что же я в состоянии вам сделать? Отпустить вас на все четыре стороны — не могу. Вы слишком много знаете для простого смертного. От нас есть два выхода: или в тюрьму, или на такую же работу в ином месте. В тюрьму вас сажать не за что. Остается второй выход. Перевод на работу, скажем, в Ужгород — вас устраивает?
— Да. Если действительно нет иной возможности.
Я чувствовал, что говорю с генералом весьма по семейному. К сожалению, другого тона я не мог подобрать.
Генерал подошел к телефону.
— Подполковник Горышев… Здравствуйте. У меня к вам небольшое дело. Напишите сопроводительную записку товарищу Синевирскому в Ужгород, в распоряжение подполковника Чередниченко… Как поживаете? Жарко? Да. И я страдаю от жары. Днем почти нет возможности работать… До свидания.
Генерал положил трубку.
— Вы можете добиться больших успехов и на работе в наших органах. Подполковнику Чередниченко нужны такие люди, как вы. Условия в Закарпатской Украине вам хорошо известны… Влияние капитализма там пустило глубокие корни… Советую вам быть беспощадным ко всем врагам советской власти если нужно будет, то и к родному отцу… Можете идти.
Я поспешно поблагодарил генерала и вышел из кабинета. Капитан Черный проводил меня недовольным взглядом.
В 12 часов меня вызвали к подполковнику Душнику.
— Как вы смеете поступать подобным образом? Вашим непосредственным начальником является майор Гречин и вам надлежало обратиться к нему.
Душник повышал голос. Брызги слюны падали на разложенные на письменном столе папки. «Чорт с тобой! Ругайся, как хочешь и сколько хочешь» — думал я.
— Если бы вы были кадровый офицер, а не переводчик, я бы отдал вас под суд! Я никогда не ожидал от вас такого поступка… Этб чорт знает что такое! Оставьте мне ваш домашний адрес…
Я написал на обрывке бумаги свой мукачевский адрес…
Хочется кричать «ура», но лучше пока не надо. Не сглазить бы преждевременной радостью…
20 июля.
Через три часа уезжаю.
Я никогда не думал, что надо затратить столько энергии для того, чтобы уйти из Управления. С утра бегаю по всем отделам и собираю подписи. Комендант, начфин, заведующий библиотекой, заведующий складами, заведующий оружием, начальник отдела кадров, начальник второго отдела — все они должны были подписаться, что я нм ничего не должен.
Проклятое учреждение! Вот, скажем, финотдел находится у чорта на куличках. Разыскивая его, я часто видел на угловых домах надписи: «Хозяйство Ковальчука» и стрелку, показывающую направление в это хозяйство. Надписи, как надписи. Скромные, ничего не говорящие. Подобными надписями разукрашены тысячи городских домов Европы, где побывало наше управление.
Посторонний человек прочтет — «Хозяйство Ковальчука», и, как ни в чем не бывало, пройдет мимо. Я же, читая эти надписи, прихожу в ужас. А какие на вид они скромные…
27 июля.
В Хусте я снял форму и надел гражданский костюм.
И. В., член нашей карпатской компартии, с десятилетним стажем, встретил меня как то вяло.
— Как ты думаешь, к чему все это приведет?
— К коммунизму…
— Нет, это чорт знает, что такое. Свободы — никакой, жизни — никакой. Я, Никола, зря подставлял опину под нагайки чешских полицейских. Зря, ей Богу, зря. Во время господства Чехословакии была свобода и была жизнь. Плохо жил только тот, кто не хотел работать… Теперь же работаешь… эх, что и говорить, промахнулись мы.
— Глупости! Мы не промахнулись. Все будет хорошо, дай только срок.
Нет, до тех пор, пока будут у власти большевики, никогда не будет хорошо. Я три года работал в шахтах Бельгии. Если бы мне удалось теперь попасть туда, я был бы самым счастливым человеком.
В Ужгород я попал 25 июля, в 8 часов утра. Около здания Народной Рады Закарпатской Украины встретил Василия П.
— Ты здесь работаешь? — спросил я его.
— Нет, я работаю вот там — и Василий показал пальцем на здание суда.
— У Чередниченко?
— Да. Но откуда ты его знаешь? Ведь наша фирма работает под вывеской Ваша.
— Ваш? Знаю его. Как он поживает?
— Одно слово — персона. К нему теперь не подходи. Знать никого не знает.
— Чередниченко работает во-всю.
— На полных парах… Видишь, сколько народа толпится у ворот тюрьмы.
Я посмотрел в указанном направлении. Босые крестьяне, старухи, матери, паны, у каждого какой нибудь сверток в руках, для друга ли, для сына или отца. Передачи.
— В тюрьме люди пухнут от голода. Тут, брат, действуют черные силы. Если бы ты знал, как я мучаюсь тем, что нелегкая толкнула меня в чекисты… Ей Богу, угрызения совести доводят иногда до того, что я беру в руки наган… Но, трус я. Не хватает мужества у меня пристрелиться…
— У меня есть письмо для Чередниченко.
Василий посмотрел на меня удивленно.
— Из Штаба фронта.
— Вот как!.. Пойдем, я помогу тебе разыскать подполковника. Сам ты в этом лабиринте
