приспосабливались к изменениям окружающей среды, которые не вызывали коренных мутаций. К заметным изменениям могло привести только какое-то сильное внешнее воздействие.
Со времен миоцена произошло, в сущности, только два значительных «шага вперед», отделенных друг от друга четырьмя миллионами лет: первый связывают с появлением австралопитека, второй — с появлением человека.
1. Строение тела и ног изменилось таким образом, что лесная обезьяна, передвигавшаяся на четырех конечностях, превратилась в прямоходящее существо: четырехногое стало двуногим, передние конечности перестали обслуживать движение и освободились для других дел.
2. Объем мозга быстро увеличился.
АНГЕЛ
Словно тающее грозовое облако, он стоит в витрине музея, расположенного на нижнем этаже библиотеки. За годы, проведенные за стеклом, его шерсть утратила замечательный черный блеск. Ради компании и для антуража его окружили разными ветками, мхом и камнями. Он стоит, слегка наклонившись, длинные гибкие пальцы передних конечностей тянутся к стеклу так выразительно, что всякий подходящий к витрине невольно отшатывается, морда искажена гримасой, впечатляюще крупные зубы пожелтели — вероятно, от времени. Я замечаю, что у того, кто изготавливал чучело, было ложное представление о глазах троллей. Из смелого хищника, излучающего опасность, сделали трогательного и какого-то растерянного зверя с глазками-пуговками. Они отлично подошли бы медведю, но совсем не похожи на глаза троллей — глубоко посаженные большие раскосые горящие глаза. Я прижимаюсь руками, носом и губами к стеклу. Я шепчу: «Помоги мне», и стекло запотевает от моего дыхания.
БРЮС ЧЕТВИН.
НЕВИДИМЫЕ ПУТИ.
ПЕР. НА ФИНСК ЛЕНЫ ТАММИНЕН. 1987
Примерно десять миллионов лет назад наши предполагаемые предки, обезьяны периода миоцена, по-видимому, коротали дни в высоких тропических лесах, которые в ту пору покрывали большую часть Африки.
Подобно шимпанзе и гориллам, они, очевидно, проводили каждую ночь на новом месте, но ограничивали свои передвижения несколькими надежными квадратными километрами, где всегда было достаточно пищи, где дождь ручьями стекал по стволам деревьев, а потом солнце пятнало листья, где можно было раскачиваться на лианах, убаюкивая себя и забывая лесные ужасы.
В конце миоцена деревья начали уменьшаться в размерах. Соль стала концентрироваться в соляных бассейнах, произошло глобальное уменьшение ее процентного содержания в мировом океане. Вследствие этого антарктические моря начали покрываться льдом. Ледниковый покров увеличился вдвое. Уровень воды в морях понизился по всему миру, и Средиземное море, отделенное сухопутным мостом на месте Гибралтара, превратилось в огромный резервуар соли.
В Африке площадь тропических лесов сократилась до небольших островков, там и сейчас встречаются обитающие на деревьях обезьяны. Восточная часть континента превратилась в мозаичную саванну, где лес перемежался лугами, периоды засухи и дождей сменяли друг друга, избыток влаги переходил в ее острую нехватку, и там, где текли потоки воды, обнажалось то высохшее русло, то потрескавшееся дно озера. Таков был дом австралопитека.
Сходной была и судьба его дальнего родича — жившего в зарослях Юго-Восточной Азии лемура фелипитека. Ему тоже пришлось покинуть верхушки деревьев и привыкать к изменившимся обстоятельствам. В поисках пищи это существо вынуждено было искать новую родину на равнинах Западной Азии, а позднее двинуться в сторону сибирских лесов.
Австралопитек и фелипитек были животными, но они ходили на двух ногах и, вероятно, носили тяжести — добычу и детей, которых перетаскивали с места на место. Это привело к развитию плечевых мышц. Судя по ширине плеч, длине передних конечностей и цепкости пальцев на задних, можно предположить, что они, по крайней мере на раннем этапе развития, жили на деревьях или использовали их как убежища.
ПАЛОМИТА
Лестница — как огромное ухо, в котором — дзинь, дзинь, дзинь — постепенно стихает эхо звонка. Я стою перед дверью Микаэля, а его нет дома. В последний раз я его видела как раз в это время, но сейчас его все-таки нет. Мне не удалось выглянуть в глазок, чтобы выяснить, пришел ли он, потому что нужно было заниматься уборкой и стиркой, а стиральная машина заглушает шаги на лестнице.
Снизу слышится голос, я оборачиваюсь, и сердце сразу начинает колотиться — то ли от испуга, то ли с надеждой. Но это взбирается по ступеням та приветливая смотрительница, которая всегда так быстро лопочет, а ведь она живет не на этом этаже, ее квартира расположена напротив нашей. Я могла бы целиком уместиться в одной ее штанине. Когда Пентти потерял свой пиджак вместе с лежавшими в кармане ключами, он вызвал ее, чтобы открыть дверь. Эта дама всегда носит один и тот же брючный костюм в крупную клетку, а в ушах у нее качаются большие серьги. Кивая и улыбаясь, она спрашивает, по какому делу я пришла к Микаэлю, но хотя она явно старается изобразить дружелюбие, в ее голосе звучат недовольные нотки.
Микаэль подарил мне очень дорогой иллюстрированный испанский журнал. Пентти, к счастью, не было дома, когда он его принес. К обложке он прикрепил скрепками маленькую открыточку, на которой написал по-английски и по-испански «Спасибо за помощь» и подписался: Микаэль. Микаэль, а не Мигель. Микаэль, видимо, думает, что я хорошо знаю испанский, а я могу прочесть на нем всего несколько слов. На Филиппинах мало кто умеет говорить по-испански. Я, правда, и по-английски читаю неважно. Зато картинки в журнале красивые и блестящие.
Я, впрочем, ничего этого ей не рассказываю, а просто показываю на банку с кошачьим кормом и на дверь. В почтовую щель банка не пролезает, она слишком большая. Я завернула ее в бумагу, на которой написала по-английски: «Для твоей кошки. Спасибо за журнал. Паломита» и закрепила все это резиночкой. Женщина наклоняется и становится похожей на клетчатую гору. Она говорит по-фински, медленно произнося слова и старательно растягивая рот на каждом слоге. Я понимаю, что она советует мне прийти в другой раз. А если я хочу, она может передать пакет — и уже протягивает к нему руку с большими перстнями на пальцах. Я качаю головой, мне не хочется отдавать пакет. Ведь я так долго копила деньги, чтобы купить эту банку.
Я спрятала журнал в корзину для грязного белья. Пентти никогда в нее не заглядывает.
Уходя, женщина сочувственно подмигивает мне. Я спешу домой. Кошачью банку тоже нужно припрятать, пока не представится другой случай.
АНГЕЛ
Не знаю, что я надеялся найти в библиотеке. Красивый справочник в блестящей обложке под заглавием «Кормление хищников в домашних условиях»? Заглянул бы в алфавитный указатель: куница, медведь, росомаха, рысь… тролль. И — в гастроном за покупками.
Возвращаюсь к библиотечному компьютеру, смотрю, не пропустил ли я по невнимательности что- нибудь нужное. Встречаю странную ссылку на детский музыкальный раздел, вздыхаю, двигаюсь дальше и нахожу их — и музыку, и слова.
Стоило мне взглянуть на экран, песенка тут же зазвучала в сознании. Я никогда специально не слушал ее, но тем не менее знаю наизусть, как и все. Никогда специально не слушал, а теперь позволяю заезженной мелодии и словам прокручиваться в моей голове, как в музыкальном автомате.
Ты бы взял к себе Ролли-Тролли, если бы его поймал? Положил его в корзинку, чтобы там он спал…
Сердце отчаянно бьется в такт песенке, которая отважно продолжается:
Ни за что на свете мама не позволит гнома: — Лучше ты змею иль крысу поселил бы дома!
Тили-тали, тили-тали, тили-тали-бум-бум…
Вдруг музыка в моем мозгу обрывается, как отрезанная. Потому что я думаю о змее или крысе, о змее
