Элен отправилась в ванную, а Женя остановился в кухне. Что делать дальше? Нужно отправляться в институт. Но сначала – домой, к жене, дочери.
Если при слове «дочь» у Кузнецова в груди разливалось тепло, то при слове «жена» по спине пробегал озноб, а губы начинали нервно сжиматься. Женя не мог назвать свою совместную жизнь семейной. Скорее вынужденное сосуществование двух человек. Он не помнил, когда последний раз у них была интимная связь. Кажется, в прошлом году. Он не мог говорить с ней спокойно, она не могла перестать причитать. Это выводило Кузнецова из себя, в результате ссоры частенько заканчивались матерной бранью и битьем посуды. Поэтому Кузнецов предпочитал реже появляться дома. Но сейчас надо было…
Проходя мимо ванной комнаты, Кузнецов задержался. Сквозь шум воды из ванной доносилось пение Элен. Пела она по-французски и довольно неплохо. Он простоял перед дверью около минуты. Затем вернулся в кухню, отделенную от ванной комнаты гипсолитовой перегородкой, подставил к стене табурет и встал на него. Стеклянное окно, выходящее из ванной в кухню, наполовину запотело. Но сквозь клубы пара он увидел ее.
Элен стояла, подставив спину под струи душа, подняв руки и придерживая ими волосы, однако некоторые влажные локоны падали на плечи. Из окна можно было разглядеть только часть ее обнаженной груди, усыпанную прозрачными капельками воды.
Кузнецов почувствовал себя школьником, подсматривающим в женской бане. Он хотел оторваться от окна и не мог этого сделать. Глаза его обводили контуры тела Элен, а эрекция грозила разорвать ткань брюк.
Он все-таки слез с табурета.
– Элен! – крикнул он, – Я в институт. Тут в холодильнике колбаса и помидоры. Поешь, если я задержусь!
– A bientоt![14] – ответила она нараспев. Женя покидал квартиру Ромы Брызгалова с легким сердцем.
Дверь опять была не заперта. Женя с неудовольствием толкнул ее и вошел в квартиру. Из ванной комнаты доносились звуки льющейся воды и мерное урчание автоматической стиральной машины. Запах порошка стоял по всей квартире.
– Наталья! – крикнул он с порога. – У тебя опять дверь открыта! Ты когда-нибудь доиграешься!
Наталья вышла из ванной. Если она и была удивлена появлением Кузнецова, то не показывала этого.
– Появился наконец-то! – всплеснула она руками. – Ой, радость-то какая! Кто жизни научит, кроме тебя!
– Ладно, хоть сегодня-то помолчи.
– Я всю жизнь молчу!
– Ну конечно!
Кузнецов снял ботинки и прошел в большую комнату.
– Ты почему не на работе? Сегодня вроде бы рабочий день? – спросил он.
– Ох! Про работу вспомнил! Я в отпуске вторую неделю.
– А где дочка? Я по ней соскучился.
– Что за пиджак на тебе? Опять на китайской барахолке купил?
– Это лучший американский пиджак, – возразил Кузнецов.
– Дочка! Вспомнил о дочери! Соскучился по ней! За все время отсутствия даже не позвонил ни разу!
– Ладно тебе! – раздраженно прервал ее Кузнецов.
– Она у моей матери, на даче! Хорошо, что не видит папочку, который шляется где-то, приезжает на один день и опять в командировку на год.
– Я на этих командировках деньги зарабатываю.
– Да уж! Сильно много заработал! Купаюсь я в деньгах! Вон в машине стиральной уже год что-то грохочет. А посмотреть некому! Холодильник новый нужен.
Кузнецов подошел к серванту, открыл бар и достал оттуда шкатулку, в которой семейство Кузнецовых хранило сбережения в долларах.
– Куда полез?! – воскликнула Наталья.
– Не твое дело, – огрызнулся Евгений. Он раскрыл шкатулку. Она была пуста.
– Где деньги? – спросил Кузнецов.
– Кончились денежки, Женя! – издевательски ответила Наталья. – Давно кончились. На что, как ты думаешь, я живу?
– Да ты что?! – взревел Кузнецов. – Тысячу двести долларов истратила?
– Еще до прошлого твоего приезда! – криком ответила жена. – Хоть бы поинтересовался, на что мы живем! Не живем, а существуем!
– На тысячу двести долларов можно существовать припеваючи!
– Ты мне год денег не давал!
