Я вернулась к тексту, и взгляд остановился на картинке. Шальная мысль мелькнула в голове. А что, если…
Единственным неправдоподобным моментом в тексте является полет юноши. Все остальное могло быть реальной историей, но это… Это и есть сказка.
Эпизод занимательный. Древнегреческие тексты довольно витиеваты и глубоко образны. Не верите – почитайте Гомера. Например, если Одиссей сталкивается с чудовищем, то оно олицетворяет какой-либо человеческий порок; если рисует покорное ожидание Пенелопы, то подразумевается, что в женщине основное – верность. Значит, Пенелопа, сиди и жди, пока Одиссей развлекается за морями. Хороши рассуждения! Вот она, сущность мужиков. И сказки написали под себя. Ну да бог с ними… Если древнегреческие тексты образны, то полет юноши может означать силу чувства, волю к свободе или еще что-нибудь…
А вдруг полет был настоящим? А вдруг кольцо…
Я достала перстень и продела в него палец… Ничего не произошло. Как сидела, так и осталась на месте. Ерунда какая! Мне ли верить в реальность сказок?
Я спрятала кольцо.
Глава 4
Город Измир, и как мне там было туго
Если в автобусе я и мечтала, что добьюсь правды в Измире, то, прибыв в этот крупный портовый город, быстро поняла, что моим надеждам не суждено сбыться.
Большие часы на площади перед автовокзалом показывали четыре часа вечера. Сумки с провизией опустели где-то наполовину, осталось несколько яблок, пара пресных лепешек и пара миллионов турецких лир, что эквивалентно одному доллару. В Турции жуткая инфляция, потому что никто не платит налогов. Для здешних торговцев кассовый аппарат – этакая зарубежная диковинка.
На вокзале купила дневную газету и немецко-турецкий словарь к ней. Однако, чтобы понять содержание передовицы, словарь не требовался.
На первой полосе под заголовком, набранным аршинными буквами, помещены рядом две фотографии. Одна моя – с паспорта. На другой – лагерь Майкла Гродина рассветным утром.
Я отошла в тень уличного кафе, чтобы не разрыдаться на глазах толпы. Опустилась за столик и принялась переводить текст, хотя фотографии уже красноречиво сказали все.
Джон Бейкер? Лопоухий предводитель турецких головорезов – офицер Интерпола? Я впилась глазами в строки.
Дальше следовало стандартное:
И так далее.
Минут десять я рыдала, утираясь газетой. Перед глазами стояла фотография, на которой трупы Гродина и Чарльза распластались между палаток на том самом месте, где несколько часов назад находились мои сумки, а я, прячась в темноте, пыталась вытащить из них ридикюль. За что они убили Гродина? Майкл был далек от политики и бизнеса, его интересовала только история… А Чарльз? Ему не исполнилось и тридцати…
Почему полиция не обратила внимания на множество чужих следов? Земля в лагере должна быть перепахана огромными мужскими ботинками. Только слепой не заметит, что в лагере происходило нечто.
Или местная полиция во всем потакает офицеру американского отделения Интерпола Джону Бейкеру?
Боже, как тошно!
Несмотря на обилие людей вокруг, я чувствовала себя одинокой. Мне было хуже, чем прошлой ночью.
Тогда казалось, что достаточно улизнуть от бандитов и сообщить обо всем в полицию… Что делать теперь, когда меня во всеуслышание назвали убийцей? И ничего не докажешь! Ведь я – женщина без документов, без гражданских прав… Без надежды…
Минута разговора с Москвой стоила двадцать пять центов. Я заказала две и долго думала, кому позвонить. Когда все же приняла решение, то никак не могла произнести номер оператору. Молодая миловидная девушка терпеливо смотрела на меня через окошко. Нет, я не забыла номер. Дело в другом. Я сильно сомневалась в этом человеке.
Из трубки неслись длинные гудки. Я ждала, затаив дыхание, и мне казалось, что он никогда не возьмет трубку.
– Алло? – раздалось на другом конце провода.