ангелочка, который примостился на постаменте возле стены. Небесный малыш, уперев руки в бока, разглядывал нас.
Я не решалась взяться за ручки кресла-каталки Вайденхофа. Он это почувствовал и произнес:
– Всегда моете руки перед едой? В принципе, я уже дотрагивался до вас, а вегетативная стадия длится…
– Вы хотите сказать… – испугалась я.
– Не волнуйтесь! – Он засмеялся. Хрипло, каркающе. – Я пошутил. Моя болезнь передается только через костную ткань. Но вы же не станете свежевать меня?
Вот язва! Прокатить его, что ли, носом в стену? Нехорошо вроде. Все-таки больной человек.
– Может, перестанете шутить? – сказала я. – А то у вашей коляски могут отказать тормоза!
– У нее нет тормозов, – ответил он.
– Тогда коляске тем более не остановиться.
– Дело в том, что я очень давно не ухаживал за женщинами, – грустно произнес он…
Нет, все-таки я не ошиблась! Все-таки он – богатый сноб, от скуки взявшийся за антропологию и случайно получивший степень доктора наук.
Я подкатила кресло-каталку с Вайденхофом к статуе. Карл поднял на меня глаза:
– Потяните за средний палец левой руки.
Он сказал – я сделала. Не привыкла думать, выполняя чьи-то команды. Когда на склоне кричат: «Выбирай слабину!» или «Страхуй!» – нужно слушаться.
Вайденхоф страдальчески взвыл, когда его палец хрустнул в моей натренированной руке.
– Что вы делаете? – закричал он.
– Потянула за средний палец.
– Не моей же руки! Я имел в виду статую!
– Ой!
– Ни за что не поверю, что вы лингвист! Вы, наверное, кирпичи укладываете!
– Нет, не кирпичи. Я на пальцах отжимаюсь – это тренировка такая.
Теперь я старалась скрыть улыбку. Ладно, в расчете. Он подшутил надо мной – я показала, что лучше этого не делать.
– Потяните за средний палец на руке мальчика, – попросил он, тщательно выговаривая каждое слово.
Вот так нужно муштровать людей. Леха пару раз пытался, шутя, померяться со мною силой. Один раз пьяный, один раз трезвый. Пьяным забыл, чем дело кончилось. Только наутро не понимал, отчего рука зверски болит. А трезвый – вообще себя Геркулесом вообразил. И так ему досталось, что мы даже в больницу потом ходили делать рентген. Без переломов обошлось.
Я легонько потянула указанный палец статуи, и он поддался. Что-то щелкнуло. Часть стены рядом с крылатым амуром отъехала в сторону. Перед нами предстала длинная галерея.
– В Средние века, когда был построен замок, без таких штучек не могли обойтись, – пояснил Карл.
Вдоль стен галереи тянулись аккуратные ряды подиумов-подставок для экспонатов, защищенных толстым стеклом, а на них, освещаемые индивидуально, – камни, окаменелые кости, извлеченные куски скал с отпечатками скелетов и рисунками, кальки с копиями текстов (очень похожие на мою, которая осталась в полиции Измира) и много-много других древностей.
– Сумасшедший собиратель камней! – прошептала я.
– Это работа всей моей жизни. Венец ее вы отыскали на побережье Эгейского моря.
– Вы о перстне?
– О нем… – Он на секунду задумался, а затем продолжил: – Где-то в середине восьмидесятых годов прошлого века в Северной Африке я наткнулся вот на это…
Он указал на кусок плиты, в центре которого виднелся овальный оттиск.
– Кто-то угодил пяткой в раствор? – пошутила я.
– Смех здесь неуместен, Алена, – пристыдил Вайденхоф – Вы прекрасно видите, что оттиск на песчанике намного больше человеческой пятки. Это оттиск черепа. Его правой лобной доли и части теменной. Здесь даже видна надбровная дуга.
– Значит, я перепутала пятку с головой. Со мной такое бывает. Я в медицине плохо разбираюсь.
– Это оттиск не человеческого черепа.
– Австралопитек, я угадала?
Вайденхоф укоризненно посмотрел на меня. Ну что я могу с собой поделать! Я должна действовать, искать Леху, а не выслушивать лекцию по антропологии…
– Посмотрите на мой череп, – сказал Карл.
Да, его череп – яркий демонстрационный образец. Аккуратно слепленный, бритый, даже блестит. Хоть в музее выставляй.
